Вечером того же дня у таможенного поста возле моста через Бейт остановился «роллс-ройс».
— Имеете что заявить? — спросил родезийский таможенник.
— Да, — с чувством ответила миссис Хиткоут-Килкуун. — Хорошо снова оказаться дома, среди своих.
— Верно, мадам, — заметил таможенник Ван дер Мерве и махнул рукой, показывая, что она может проезжать. Опустилась ночь, и, чтобы не заснуть за рулем, миссис Хиткоут-Килкуун стала напевать вслух.
— Правь, Британия, морями! Бритту не бывать рабом! — весело горланила она, пока ее машина не сшибла в канаву какого-то африканца, ехавшего на велосипеде. Останавливаться миссис Хиткоут-Килкуун не стала: она чувствовала себя слишком уставшей. — Будет знать, как ездить без света, — подумала она и сильнее нажала на акселератор. В отделении для перчаток гремело и перекатывалось ее сокровище: золото и алмазы.
Всю последующую неделю коммандант был слишком занят, чтобы обеспокоиться внезапным исчезновением миссис Хиткоут-Килкуун. Группа следователей, прибывшая из центральной службы безопасности в Претории, выехала в Веезен разбираться на месте в происшедшем.
— Допросите там как следует владельца магазина, — посоветовал им коммандант. — Он многое может рассказать.
Сотрудники службы безопасности попробовали допросить его и были взбешены его категорическим отказом говорить на африкаанс.
— Я легавых навидался, и с меня хватит, — заявил им владелец магазина. — Одного так я отсюда просто выставил, а сейчас выставлю и вас. Здесь Малая Англия. Проваливайте отсюда ко всем чертям.
Следователи возвратились в Преторию, подтвердив, что коммандант безукоризненно провел все дело и упрекнуть его не в чем. Тот факт, что при осмотре трупы мужчин оказались одеты в женскую одежду, а единственная женщина Маркиза в остатки какой-то портупеи, лишь подтвердил обоснованность утверждений комманданта, что люди, ставшие жертвами действий полиции, готовили заговор против Республики. Действия комманданта во всем этом деле получили благоприятный отклик даже на уровне кабинета министров.
— Вот что значит угроза терроризма. Теперь все избиратели будут на нашей стороне, — заметил министр юстиции. — Эх, перед каждыми бы выборами да подобный случай.
Лейтенант Веркрамп, все еще продолжавший пребывать в больнице в Форг-Рэйпире, отнесся к завершению этого дела с несколько иной стороны. Теперь, когда у него не было больше причины притворяться душевнобольным, Веркрамп вновь обрел достаточную ясность мысли, чтобы расценить свое предложение доктору фон Блименстейн выйти за него замуж как результат временного помутнения рассудка.
— Я же был ненормальный, — ответил он врачихе, напомнившей ему об их помолвке.
Доктор фон Блименстейн укоризненно посмотрела на него.
— И это после всего, что я для тебя сделала, — про говорила она.
— Да уж, действительно сделала. Лучше бы не делала, — ответил Веркрамп.
— А я уже наметила такое прекрасное свадебное путешествие, — с сожалением протянула врачиха.
— Без меня, — ответил Веркрамп. — Я уже напутешествовался, до конца жизни хватит.
— Это твое окончательное слово? — спросила докторша.
— Да, — ответил Веркрамп.
Доктор фон Блименстейн вышла из палаты и приказала дежурной медицинской сестре надеть на Веркрампа смирительную рубашку. Через десять минут это было сделано. Тем временем доктор фон Блименстейн уединилась в кабинете с больничным священником.
Когда после обеда коммандант Ван Хеерден приехал в Форт-Рэйпир поинтересоваться состоянием Аарона Гейзенхеймера, его встретила доктор фон Блименстейн, одетая, по мнению комманданта, весьма нарочито. На ней была яркая цветочная шляпка и костюм из акульей кожи.
— Куда-нибудь собираетесь? — спросил ее коммандант. За всеми перипетиями последнего времени он совершенно позабыл о предстоящем бракосочета нии Веркрампа.
— Мы едем в свадебное путешествие [73] в Мюйзенберг, — ответила врачиха.
Коммандант Ван Хеерден выпрямился в кресле.
— А Веркрамп уже хорошо себя чувствует? — спросил он.
Доктор фон Блименстейн, все еще находившаяся под впечатлением галантности, проявленной коммандантом во время их последней встречи, не уловила скрытый смысл его вопроса.
— Нервы еще немножко шалят, но самую малость, — ответила она. Но, думаю, это пройдет безо всяких последствий. — Она немного поколебалась, а потом все же продолжила, — я понимаю, что прошу от вас слишком многого, но не согласились бы вы быть нашим шафером? [74]
Коммандант Ван Хеерден не знал, что и ответить. Его привлекала возможность хоть в какой-то степени способствовать соединению брачными узами человека, принесшего ему столько неприятностей, с женщиной, любить которую было совершенно невозможно. Доктор фон Блименстейн в роли миссис Веркрамп — такого и врагу не пожелаешь.
— Надеюсь, он отказался от мысли о возвращении на прежнюю должность? — с надеждой в голосе спросил коммандант. Доктор фон Блименстейн с удовольствием рассеяла все его сомнения.
— Не волнуйтесь, — сказала она. — Как только мы возвратимся из свадебного путешествия, Бальтазар сразу же выйдет на работу.
— Понимаю, — сказал коммандант вставая. — В таком случае мне лучше переговорить с ним прямо сейчас.
— Он в отделении гипнотерапии, — сказала врачи ха, когда коммандант уже выходил из комнаты. — Передайте ему, что я скоро приду.
Коммандант вышел в коридор и спросил у дежурной сестры, как найти это отделение. Проводив его и открывая перед ним дверь в палату, сестра улыбнулась.
— Вот ваш счастливчик, [75] — сказала она, пропуская комманданта внутрь. Веркрамп сидел на постели в окружении невероятного количества хризантем.
— И вы тоже? — простонал Веркрамп, когда коммандант вошел и сел на стул возле кровати.
— Просто заглянул узнать, не надо ли тебе чего, — сказал коммандант. — Я и понятия не имел, что ты женишься.
— Я не женюсь, — ответил Веркрамп. — Меня женят.
— Я смотрю у тебя по такому случаю даже новая смирительная рубашка, — произнес коммандант, не расположенный обсуждать щекотливые темы.
— Она уже скоро не понадобится, — сказала сестра. — Ведь правда? — Сестра взяла шприц и, откинув одеяло, перевернула Веркрампа на живот.
— Не хочу!.. — закричал было Веркрамп, но сестра уже воткнула иглу ему в спину. Когда содержимое шприца было перекачано и сестра вынула иглу, коммандант испытал прилив заметного возбуждения, а Веркрамп, напротив, погрузился в странную тупую апатию.