Мэйбелл кивнула.
— Да, сэр, так и сказали.
— Но зачем им это? Бред какой-то! Немыслимо!
— Вроде бы у них в школе такое задание. Про эксплуатацию цветного населения на Юге. Им надо было заполнить анкету, — объяснила Мэйбелл.
— Господи боже! Что же вы ответили?
— Я лучше помолчу, шериф. Но ничего, кроме правды.
Шериф содрогнулся. Если правда — это то, что с громкостью в тысячу децибел транслировалось над озером Сэссеквесси, Уолли Иммельману лучше убираться из Уилмы подобру-поздорову. Если, конечно, ему не повезет и он не сдохнет в больнице.
Двумя днями позже Уилт, сидя на стуле, расписывал психиатру, каково это — не знать, кто ты такой. В отличие от Уилта, доктор, похоже, считал симптомы обыкновенными и малоинтересными.
— Так вы действительно не знаете, кто вы такой? Совсем? — в пятый раз спросил он. — Совсем-совсем?
Уилт напрягся. Его озадачил не сам вопрос, но тон, каким он был задан. В нем слышалось что-то очень-очень знакомое. Уилт, который в силу своей профессии вот уже много лет общался с отъявленными и весьма убедительными лгунами, и сам часто разговаривал таким тоном, сразу понял, что это значит. И поспешил сменить тактику.
— А вы сами знаете, кто вы такой? — ответил он вопросом на вопрос.
— Так уж вышло, что знаю. Я — доктор Педж.
— Я не об этом, — отмахнулся Уилт. — Это по документам. Но известно ли вам, что вы за человек?
Доктор Педж поглядел на пациента с новым интересом. Люди, которые проводят различие между паспортными данными и личностными характеристиками, — совсем иная категория больных, нежели его обычный контингент. Однако в карте было написано: «после осмотра психиатром подлежит полицейскому допросу», и врач подозревал Уилта в симуляции. Но все же решил принять вызов.
— Что конкретно вы имеете в виду, говоря «что вы за человек»? «Что» безусловно подразумевает паспортные данные, не так ли?
— Нет, — возразил Уилт. — Вот, например, мне доподлинно известно, что я — Генри Уилт, проживающий по адресу Оукхерст-авеню, дом 45. Это по документам. Но мне все равно не понятно, кто такой этот Генри Уилт.
— Не понятно, кто такой Генри Уилт?
— Нет! Для меня это такая же загадка, как и то, почему я очутился в больнице.
— В карте записано, что у вас черепно-мозговая травма…
— Это и так ясно, — перебил Уилт. — По бинтам. Это, конечно, не стопроцентное доказательство, но, думаю, даже самый неопытный интерн не стал бы лечить голову, если повреждена, скажем, нога. По крайней мере, мне так кажется. Разумеется, в наше время всякое бывает… Но все-таки… все-таки… Кто я — вот загадка. Признайтесь, доктор Пейджер, вы правда знаете, кто вы такой?
Психиатр профессионально улыбнулся:
— Так уж вышло, что моя фамилия Педж, а не Пейджер.
— Ну а моя — Уилт, а кто я такой — неизвестно.
Доктор Педж решил вернуться на более безопасную — медицинскую — почву.
— Вы помните, чем занимались непосредственно до момента наступления ретроградной амнезии? — спросил он.
— Навскидку — нет, — замявшись на мгновение, ответил Уилт. — А что это еще за ретроградная амнезия?
— То, что произошло, когда вас ударили по голове.
— При чем же тут ретроградная, когда мне чуть башку не проломили? Впрочем, если вам так нравится…
— Это профессиональный термин, который используется для описания вашего состояния, мистер Уилт. Итак, скажите, помните ли вы, чем занимались непосредственно до инцидента?
Уилт картинно задумался. Хотя думать было не о чем — он решительно ничего не помнил.
— Нет, — ответил он наконец.
— Нет? Совсем-совсем ничего?
Уилт осторожно помотал головой.
— Помню, что я смотрел новости и думал: неправильно отменять «Еду на колесах» для стариков в Бёрлинге только ради того, чтобы сэкономить на налогах на недвижимость. Потом вошла Ева — это моя жена — и сказала: «Ужин готов». А после — провал. Ах да, еще я мыл машину — когда, не могу точно сказать, — и вроде бы возил кота к ветеринару. А потом все.
Психиатр, ободряюще кивая, застрочил в карте.
— Любая, самая незначительная подробность, Генри, может нам помочь, — сказал он. — Подумайте не торопясь.
Уилт задумался. Главное — понять, до какой степени страдает память при ретроградной амнезии. Он чуть не попался, когда сделал вид, будто не помнит собственного имени. Совершенно очевидно, что это не вписывается в картину заболевания. Зато неспособность понять, кто ты такой, кажется, может сослужить хорошую службу. И Уилт предпринял пробную вылазку:
— Я еще помню… нет, это, наверно, неинтересно.
— Предоставьте это решать мне, Генри. Просто расскажите, что вы помните.
— Не могу, доктор… в смысле… ну., не могу и все, — заныл Уилт тем жалостным тоном, который ему часто доводилось слышать на семинарах по интимной жизни одиноких инвалидов — приходилось посещать такие в рамках программы мисс Фрисекс «Пойми и прими свой пол». Кто бы мог подумать, что этот вороватый скулеж так ему пригодится.
Доктор Педж оттаивал на глазах. Нытье пациента — признак подчиненности и зависимости — сразу наполнило его уверенностью в себе.
— Мне крайне интересно все, что вы скажете, — заверил он.
Ага, как же. Интересно тебе совсем другое — уличить меня во вранье, подумал Уилт.
— Я вот про что хотел… Вот сижу я тут, в этой комнате, и меня вдруг охватывает такое чувство… ну, как будто бы непонятно, зачем я здесь, кто я такой. Как-то так все бессмысленно… Глупо, да?
— Нет, совсем нет. Это случается, причем не так уж редко. А долго ли длится подобное ощущение?
— Не знаю, доктор. Не помню. Знаю только, что такое бывает и это как-то очень непонятно.
— А жене вы об этом рассказывали? — спросил доктор Педж.
— Нет… Не то чтобы, — стесняясь, признался Уилт. — Ей и без моих заскоков забот хватает. Сами понимаете, четверняшки и прочее…
— Как? У вас четверняшки? — поразился психиатр.
Уилт робко улыбнулся.
— Да, доктор, и все девочки. У нас даже кот кастрированный. И без хвоста. Так что сижу я среди них и не понимаю, кто я…
К тому времени, когда Уилт вернулся в палату, доктор Педж уже не сомневался, что имеет дело с человеком, страдающим серьезным психическим расстройством. Он сказал доктору Солтандеру, что в данном конкретном случае вызванная травмой ретроградная амнезия лишь усиливает и без того депрессивное состояние больного. И что для Уилта появилась койка в отдельной палате, поскольку юноша, которого лечили от наркозависимости, как раз повесился. Доктор Солтандер выслушал это с радостью. Он был сыт по горло и самим Уилтом, и тем более его супругой, которая назойливо осаждала отделение и не давала больным спокойно умереть.