– Ну да! Выражается так, что уши вянут!
– Крепкие выражения – прямое следствие многолетнего общения с учащимися. Это служебные слова – для связи частей предложения. Если бы ты слушала меня повнимательней, то услышала б то же самое. Я сам так по сто раз на дню выражаюсь. И опять повторяю: как бы там ни было, а Генри и крокодилы – понятия несовместимые. Впрочем, вечерком сам к нему загляну…
Когда вечером Брэйнтри заявился в дом на Веллингтонроуд, Уилта там не было. Перед домом стояли несколько машин. На фоне Наевского «форда», увешанного баллонами с метаном, и помятой малолитражкой, принадлежащей Мэвис Моттрэм, выделялся благородный «астон-мартин». Брэйнтри бочком протиснулся мимо горы поношенной одежды, перепрыгнул через кучу игрушек, которая загромождала всю прихожую, и обнаружил Еву в оранжерее. Там проходило не что иное, как заседание Комитета по проблемам стран «третьего мира». Председательствовала Ева.
Первостепенную важность для нас представляет нетрадиционная марангийская медицина, которой суждено составить достойную конкуренцию западной фармакологии, широко использующей в своих целях химию, – вещала Роберта Смотт, в то время как Брэйнтри стоял за зарослями фасоли, не решаясь войти.
– И не следует забывать: помогая марангийским аборигенам, мы в конечном счете приносим пользу и самим себе!
Брэйнтри стал на цыпочках удаляться, когда Джон Най разразился пламенной речью, ратуя за сохранение марангийских методов земледелия. Особенно он напирал на использование человеческих экскрементов для удобрения почвы.
– В них содержатся все необходимые…
Брэйнтри проскользнул во двор через черный ход, обогнул хранилище биоудобрений – обычный компостный бак и по биоактивному огороду направился к беседке. Там в шезлонге, скрытый гирляндами высохших трав, возлежал Уилт, облаченный в немыслимых размеров муслиновый балахон.
– Между прочим, в этом платье ходила Ева, когда была беременна, – поведал он Брэйнтри. – Когда-то его можно было растянуть до размеров вигвама, или постелить вместо простыни в гигантском спальном мешке, или использовать как навес для многоместного суперсортира. Я откопал его в куче шмоток, которым Ева хочет осчастливить папуасов.
– А я поначалу и не понял, чем они там занимаются. Это что, заседание ячейки Оксфама ?
– Ты отстал от жизни. У них альтернативная организация. Называется Организация содействия развитию африканского континента. Сокращенно ОСРАК. Берешь значит под свое покровительство какое-нибудь племя в Африке и шлешь им туда теплые пальто. В них и при нашей-то зиме подохнешь от жары. Пишешь письма тамошним шаманам, выпытываешь местные средства против обморожения ушей. И, наконец, устраиваешь торжественное слияние Веллингтон-роуд и ипфордского отделения Лиги мужененавистниц с Обществом людоедов-любителей, которые делают обрезание своим бабам, орудуя каменным ножиком.
Вот уж не знал, что женщинам делают обрезание. Да и каменные ножи давно вышли из употребления.
– Так же как и клиторы в Маранге, – сказал Уилт. – Пытался я Еву образумить, да куда там! Махровая дикость – последний писк моды! Число поклонников растет как снежный ком. Дай Наям волю, они ж весь Лондон завалят индийскими кобрами для борьбы с крысами.
– Когда я был в доме, он как раз призывал отказаться от фабричных удобрений, заклинал использовать обычное дерьмо. Он что, экскрементофил?
– Причем с религиозным уклоном! Ты не поверишь: эта компания по воскресеньям с утреца собирается вокруг компостной кучи, хором поет: «Присядем рядом, присядем вместе», а затем причащается целебными травками.
– Если, конечно, не секрет, – осторожно начал Брэйнтри, – что же с тобой приключилось?
– Давай не будем об этом, – поморщился Уилт.
– Ладно, но при чем здесь… э… одеяние для беременных?
– Гораздо удобнее наших порток, – слабо оживился Уилт. – Замучила меня канализация. Фигурально выражаясь.
– Что-что тебя замучило?
– Канализация. Не выдули б мы тогда столько пива, не был бы я сейчас в таком жутком положении.
– Я смотрю, ты даже свое самодельное пиво не пьешь.
– Я теперь вообще ничего не пью, тем более в больших дозах Выпиваю с наперсток раз в четыре часа. Может, с потом выйдет А мочиться не могу. Как ножом режет.
Брэйнтри ухмыльнулся
– Значит, правду говорят?
– Не знаю, не слышал.
– Тебе, наверное, будет любопытно узнать, что местные сплетники собрались дать медаль за личное мужество тому крокодилу, который хватанул зубами твое богатство. Вот такие вещи рассказывают.
– Ну и пусть, – махнул рукой Уилт. – Бог, он правду видит.
– Господи, уж не подцепил ли ты сифилис.
– К сожалению, нет Насколько я знаю, сифилис сейчас лечат не причиняя пациенту боли. Чего не скажешь о зверствах, которые проделали со мной. Попадись они теперь в руки мне, я бы им… не знаю что сделал!.
– Ого – покачал головой Брэйнтри – Неужели совсем худо.
– Хуже некуда, – ответил Уилт. – Особенно хреново было сегодня в четыре утра. Сплю себе, никого не трогаю, из конца торчит шланг, приспособленный к мешочку для мочи. И тут эта стерва Эммелина стала на кровать, ногой прямо на мой мешочек.. Представляешь.. И вкачивает мне все обратно. Тебе в детстве снилось когда– нибудь, что плывешь по морю, а водичка теплая-теплая…
– Я в постель не мочился, если ты об этом!
– В общем, ты меня понял, – печально заключил Уилт.
Брэйнтри содрогнулся.
– В такие моменты можно лишиться последних отцовских чувств. Если б у меня тогда не начались конвульсии, наверняка бы запорол до смерти всех четверых. Но вместо этого лишь пополнил словарный запас Эммелины набором трехэтажных выражений. А мисс Мюллер, очевидно, решила, что сексуальные забавы в типичной английской семье носят исключительно садомазохистский характер. Могу себе представить, что она подумала прошлой ночью.
А как вообще поживает наша Муза? Вдохновляет? – поинтересовался Брэйнтри.
– Она неуловима. Совершенно неуловима. Да и я пока в таком состоянии стараюсь не очень-то маячить.
– Правильно, в таком балахоне тебе только маячить Тебя за километр видно.
– Меня другое волнует, – сказал Уилт. Никак не могу понять, что же она из себя представляет? К ней толпами ходят мужики, причем богатые до безобразия.
– А-а-а-а! Так вот что это за «астон-мартин» у твоего дома! – воскликнул Брэйнтри. – А я-то голову ломал, кому это так с деньжатами подфартило.
– Правильно, только при чем здесь парик?
– Какой еще парик?
– Значит, так: машина принадлежит какому– то казанове из Мексики. У него моржовые усики, весь благоухает «Шанелью» номер не знаю какой и, представь себе, носит парик! Я хорошо разглядел в бинокль. И когда заходит к ней, парик снимает.