— Куда, бля! — обреченно завопил раненый Никита. а, сучара, уе…ешь?!
Он просто не заметил, что из открытого окна водителя «копейки» угрожающе высунулся ствол и хищно нацелился прямо на лобовое стекло «Нивы». Антон Свиблов, поняв, что промедление смерти подобно, решил не рисковать — и попросту смылся.
— Порядок, Ваня! — крикнул мужик в плащ-палатке водителю «копейки». — Подваливай сюда. Ну здорово орел! — насмешливо обратился он к истекающему кровью Никите.
И только теперь Никита узнал этого хмыря — того самого, которого он заловил в ноябре на Дмитровском шоссе и упустил так по-дурацки.
— Ты зачем стрелял, мудель? — хрипло буркнул Никита, тщетно пытаясь зажать артерию и остановить кровь. — Я капитан милиции. Ты понимаешь, жопа, что теперь тебе хана?
Абрамов нагло хохотнул:
— Ха! Ты смотри, капитан, не лопни. Ты с майором разговариваешь, понял?
А стрелял я в тебя затем, чтобы ты по глупости или по случайности меня не ухлопал. Вот тогда тебе, мудель, точно была бы хана. — И он, подумав секунду, добавил грозно:
— Тут в парке у меня взвод бравых ребят пасется — они бы из тебя бефстроганов сделали!
Подбежал Ваня Лебедев и встал за спиной у капитана милиции. Вот только разница в росте была у них слишком большая: Лебедев оказался на голову ниже.
Правда, у него было одно очень важное преимущество — ПМ, чей ствол уже нежно массировал широкую спину пассажира «Нивы».
— Давай-ка зайдем в кустики, — предложил Абрамов, — потолкуем там. А если будешь разговорчивым мальчиком, может, я тебе даже «скорую» вызову. — И, развернувшись, решительно зашагал в заросли голых кустов, припорошенных пушистым снежком.
Подталкиваемый сзади стволом пистолета, здоровяк послушно заковылял следом.
— Ну че надо тебе? — хмуро бросил он в спину Абрамову — Считай, повезло тебе, что ты тогда от меня слинял.
— Так не я один, — усмехнулся Абрамов, оборачивав-А надо мне узнать от тебя кое-что. Во-первых, что ты там делал, на Дмитровском, тогда, в день нашего знакомства. Во-вторых, что за мужика в черной куртке ты здесь пасешь регулярно.
И в— третьих, куда вы дели господина Игнатова Владислава Геннадьевича. -И, заметив, что раненый поморщился и скроил непонимающую рожу, предупредил:
— Только ваньку мне не валяй.
Абрамов многозначительно помахал перед лицом пленника пулеметом. Никита с сожалением поглядел на окровавленный локоть и хрипло попросил:
— Ты бы хоть перевязал, блин… Кровища так и течет.
— Ответов не слышу! — грозно прикрикнул отставной военный разведчик. — Сначала беседа, потом лечение.
— Я не знаю, кто вы, хлопцы, — миролюбиво начал Никита Левкин, — но вы совершаете большую ошибку. Вы замахнулись, братки, на очень больших людей. Я начальник охраны генерал-полковника милиции… — Он осекся, поняв, что болтает лишнего.
— Ну-ну, дальше! — закивал Абрамов. Его собеседник повернул голову вправо и как бы прислушался. Абрамов по инерции тоже посмотрел туда же и в то же мгновение раненый мощным ударом ноги выбил у него пулемет из руки. Но Абрамов тоже был не лыком шит — его левая рука крепко вцепилась в приклад пулемета. Но и того, что грозный ствол ткнулся в мерзлую землю, генерал-полковничьему охраннику хватило, чтобы перехватить инициативу. Он, не разворачиваясь, ощутимо лягнул стоящего у него за спиной Лебедева по коленной чашечке — тот на миг потерял равновесие, и его пистолет отлетел в кусты, выбитый мощным ударом ноги. Одновременно пленник, совершенно позабыв о и, обрушил на Абрамова всю мощь своих кулаков. Капитан со знанием дела метил в нос и в брови.
— Ax, ты зрячий, — хрипел Абрамов, немного опешив от такого неожиданного поворота событий и еле уворачиваясь от града ударов. — Ну, сейчас будешь слепой…
Он отскочил на шаг назад, взял пулемет в две руки как дубинку и, сделав несколько обманных движений в стиле Стивена Сигала, сильно, со всего размаху, звезданул амбалу-брюнету прикладом по голове. Тот зашатался и упал. Теперь он явно не притворялся. Из рваной раны на виске ручьем полилась кровь. Похоже, он потерял сознание.
Абрамов присел над ним на корточки и наклонился к уху:
— Говори, гад, какой генерал-полковник! Говори, а то, бл… просто пристрелю тебя здесь-и все. Я твою сраную «Ниву» все равно ведь по номерам вычислю и твоего напарника хренова, который тебя тут бросил подыхать, найду.
Где Игнатов? Кто шмонал у него в офисе и на даче? Кто эту операцию придумал и провернул?
Никита приоткрыл глаза, понял, что настал его смертный час. Но умирать ему не хотелось. Тем более из-за генерала Урусова. Хрен-то! Он же не герой-панфиловец, чего ему Урусова выгораживать? Он промычал что-то нечленораздельное.
— Повтори! — приказал Абрамов.
— Ге…не…рал Урусов… Эм-вэ-дэ… — прошелестел голос. — Все знает.
У него спраши…
Он затих. Ваня Лебедев тронул напарника за плечо:
— Серега, кажется, у него сотрясение мозга.
Но Абрамов, похоже, не слышал его. Он что-то писал в своем потрепанном блокнотике. Потом вынул сотовый телефон, набрал 03 и, слегка изменив голос, торопливо заговорил:
— Срочно нужна карета «скорой помощи»! Мужчина в парке Речного вокзала лежит весь в крови… Около боковой аллеи, недалеко от оптового рынка. Подрался с какой-то шпаной из серебристой «Нивы» номер подмосковный 56-72.
Отключив телефон, он вынул рацию и скомандовал Зверьку «отбой», после чего побежал рысцой к брошенному на аллее «жигулю». Лебедев устремился за ним.
— Давай, Ваня, кочегарь свою «копейку», и рвем отсюда! — спокойно произнес Абрамов, усаживаясь на заднее сиденье. — С минуты на минуту подъедут менты. На шоссе, у троллейбусной остановки, подхватим Андрюшку. — И, заглянув в свой блокнотик, добавил:
— Ну хоть что-то мы теперь имеем. Генерал МВД Урусов.
Будем искать!
Смену времени суток он определял только по железному лязгу откидываемой решетки, когда ему на веревке спускали ведро с едой и питьем — раз в сутки, по утрам. Меню не отличалось разнообразием. Полуторалитровая бутылка воды и полбуханки черного хлеба, а в придачу кусок жилистого вареного мяса или вареная картошка через день. Никаких приборов — ложек или вилок — не было. Неизвестные тюремщики, видно, отлично знали порядок содержания в карцерах ШИЗО колоний строгого режима. Ладно, это ему было не впервой…
Больше всего Варяга угнетала полная неизвестность.
Самое странное, что за все эти дни — а Владислав уже просидел в этом каменном мешке больше месяца — его так никто и не проведал, никто ни о чем с ним не заговаривал. И люди, которые приносили ему еду и воду — он даже не знал, сколько было этих охранников, — молча спускали на веревке ведро с бутылкой воды и едой, не вступая ни в какие переговоры, хотя он пытался несколько раз затеять с ними беседу.