Наверняка и сменщика ему уже присмотрели. И не из тех, кто на телеэкранах мелькает, это будет совсем неизвестный человек, чью фамилию народ даже не знает — ну, может, краем уха слыхал пару раз, но и только. И знаешь почему?
Варяг бросил на старого вора вопросительный взгляд.
— Их всех «Дед» сильно напугал — своим упрямством и самодержавными ухватками. Больше они такого не допустят. Им нужен тихий, послушный, гуттаперчевый мальчик, — Михалыч хихикнул. — Помнишь, был такой детский рассказ «Гуттаперчевый мальчик»? Про циркового артиста-мальчишку, который выступал на арене. Ловкий был, цепкий, гнулся, как резиновая кукла. Вот такой податливый тихоня им теперь и понадобится. Чтобы никаких проблем с ним не было — ни в смысле физического здоровья, ни в смысле моральных устоев.
— Такие только в гэбэ водятся, — усмехнулся Варяг. Михалыч очень серьезно поглядел на него:
— А я и не исключаю… И те, кто посадит его на трон, потребуют от него отработать по полной программе. Так что грядут темные времена, Владик! — И старик замолчал. — Да, кстати, я слыхал, позавчера твоих ребят положили в какой то сауне…
Варяг нахмурился:
— Да, Михалыч, положили.
— Отморозки? — Не похоже. Скорее, это мне сигнал. Или… — Варяг помолчал, — Один из этих ребят… Грин… уже дня три ко мне просился на встречу, а я замотался…
Все время не мог выкроить. Грин просто так не стал бы стрелку забивать.
Наверное, было что сказать. Да вот не успел…
Варяг ехал от Михалыча погруженный в тревожные мысли. После гибели Светланы и Олежки он сильно изменился — он это чувствовал. Прошло уже три месяца после их смерти, но горечь утраты не утихала. Он до сих пор не верил, не хотел поверить, что мина, подложенная под его «мерседес» в тот злополучный день, предназначалась не ему, а им. Конечно, метили в него — и он казнил себя за то, что не смог уберечь жену и сына от гибели. Он немного даже завидовал старым коронованным ворам, которые всю жизнь оставались бобылями — без законной жены, без семьи. Жена, дети, дом — все это налагало дополнительную ответственность, отвлекало от славных воровских дел. Но то были понятия прошлой, ушедшей эпохи. Варяг был авторитетом нового покроя — его таким сделал Медведь и, в куда большей степени, Егор Сергеевич Нестеренко, его учитель. Не зря же по повелению Медведя он в свое время свел все воровские наколки — предмет гордости любого урки, изменил внешность, привычки, образ жизни. Ему позволено было завести семью, свой дом, свой быт. Самые старые, самые уважаемые авторитеты, многие из которых уже ушли в мир иной, считали, что так он лучше сумеет отстаивать воровскую идею. Светлана и Олежек были его семьей — и хотя, как он понимал, ему приходилось уделять им слишком мало времени, теперь, когда он потерял их, Владислав сполна ощутил пустоту вокруг себя. Он оказался в вакууме.
Конечно, это тягостное ощущение усугублялось и той враждебной аурой, которая возникла в последнее время в его отношениях с ворами. Но эта враждебность его почему-то совсем не беспокоила. Напротив, он исподволь ощущал какую-то равнодушную усталость от тлеющего конфликта, не заботясь о его возможном исходе. Все мысли были заняты одним вопросом: как жить дальше? И ответ на этот вопрос был только один — у него оставалась Лиза. Дочка. Девочка, с которой он, по сути, был едва знаком, которую он и видел за эти годы считанные разы.
И Лена… Все тут было совсем непросто. Лизина няня Лена как-то сразу вошла в его жизнь и встала вровень с образом Светланы. Почему — он и сам не мог понять. Он часто сравнивал их — погибшую жену, пережившую с ним столько горя, страшных испытаний и лишений, что не дай бог кому-нибудь, и тихую, молчаливую Лену. Они были такие разные! Чем-то эта очень неглупая и острая на язык девушка напоминала ему другую Лену — внучку священника Потапа из глухого таежного скита, которая его выходила и, можно сказать, вытащила с того света полтора года назад. Воспоминания о мимолетном таежном увлечении остро кольнули сердце Варяга, Та Лена тоже погибла из-за него. Он даже застонал от своих мыслей, так что водитель Серега слегка повернул голову — не случилось ли с шефом чего…
Варяг отвернулся к окну. За тонированным стеклом мелькали новостройки Строгино.
Да, он изменился после их гибели. Наверное, жестокая смерть всех этих невинных людей, которые любили его и которых — каждого по-своему — любил он, произвела на его душу некое неосязаемое воздействие, следствием чего стало внутреннее ожесточение и — апатия. Он стал спокойнее, нет… равнодушнее относиться ко всему, что раньше казалось ему важным, — к своим делам, к планам на будущее и, главное, к неприятностям, которые в последние месяцы валились на него со всех сторон. Теперь, после потери самых дорогих ему людей, Варягу уже ничего не было нужно. Или ему так только казалось. Лишь упрямый азарт игрока, привыкшего побеждать, врожденный инстинкт бойца заставляли его держать себя в руках.
Вспоминая разговор с Михалычем и прокручивая в голове последние слова старого вора, Варяг понял, что он все-таки не прогадал и в последние полгода все Делал правильно, вложив немалые средства в политическую деятельность, которую ему, в частности, и поставили в вину воры. Они сочли, что он бросает деньги на ветер, занимается не тем, чем надо, но теперь выходит, что он был прав. Он все делал правильно. Он не зря терпеливо и упрямо взращивал по всей стране — от Калининграда до Владивостока — своих людей в политических кругах, во властных структурах, в прессе. Он ковал свою политическую организацию, свой передовой отряд верных людей, на которых можно было опереться в грядущей большой драке. Если слова Михалыча верны, если и впрямь «Деда» уберут — сам ли он уйдет, или его вынудят уйти, неважно, — то начнется передел. И в общей суматохе можно будет протолкнуть своих людей в Думу. Ведь сам он, Владислав Геннадьевич Щербатов — тогда, в начале 90-х, такая была у него фамилия, — прошел в Думу «на ура». Так неужели сейчас, спустя восемь лет, когда он поднабрался опыта и обрел невиданный авторитет, ему не удастся протолкнуть в Думу и Совет Федерации армию своих людей — депутатов, губернаторов… И самое главное — своего кандидата в президенты.
Такой у него на примете давно уже был и давно им вскармливался.
Известный политический деятель с десятилетним стажем, чье имя на слуху у миллионов россиян, который не первый год депутатствует в Думе, возглавляя сильную фракцию, — Леонид Васильевич Шелехов, председатель партии «Союз». Варяг только в этом году ассигновал три миллиона долларов на избирательную кампанию Шелехова. Конечно, Леонид Васильевич, оперируя своими правильными лозунгами, среди которых борьба с коррупцией и криминалом занимала не последнее место, даже под пыткой не признался бы, что его парламентскую фракцию финансирует известны и российский вор в законе Варяг… Но факт оставался фактом — это была полюбовная сделка, о которой обе стороны договорились на тайной встрече в Сан-Франциско четыре года назад, как раз перед тем, как был убит один из «крестных отцов» американской мафии Монтиссори, а российского бизнесмена Владислава Игнатова арестовали и посадили в тюрьму.
С тех пор, то есть за эти четыре года, Шелехов значительно прибавил в политическом весе. Теперь он уже входил в группу «политических тяжеловесов», и на предстоящих президентских выборах у него были неплохие шансы занять почетное место, а может быть, даже проскочить во второй тур. Об этом, во всяком случае, свидетельствовали опросы общественного мнения, проведенные независимым агентством «ГЛАС». Мало кто знал, впрочем, что агентство «ГЛАС» также финансировалось Варягом и занимало важное место в политической пирамиде, которую Владислав Геннадьевич строил на деньги общака. При очень благоприятном раскладе политических карт могло произойти и вовсе невероятное — Шелехов мог стать новым российским президентом. В конце концов, думал Варяг, это же не Италия, не Франция, не Соединенные Штаты, это Рос-сия. А в российской политике действует закон покера: либо ты срываешь куш дуриком, либо ты проигрываешь, опять-таки дуриком, либо втихаря подменяешь колоду и банкомет сдает тебе четыре туза с джокером в придачу.