Но если бы случайный наблюдатель захотел приблизиться к веселой компании, его бы непременно остановили еще на дальнем подходе недвусмысленными взглядами и угрожающе отведенными вбок локтями правых рук, засунутых в карманы курток. Можно было не сомневаться: чуть что — и руки, не дрогнув, достанут сверкающие вороненой сталью «тэтэшки» или «пээм-ки» и в мгновение ока изрешетят излишне любопытного чужака.
Метрах в ста от полянки, на которой расположились любители зимнего шашлыка, на просеке стояли два джипа. Один был обычный черный «лэнд-ровер» с никелированными бамперами и молдингами, а также никелированной решеткой на радиаторе. Другой джип светло-зеленого цвета какой-то диковинной мар-м — с двумя латинскими буквами SS на передке. Водители обеих машин прогуливались на почтительном расстоянии друг от друга.
Джипы стояли почти впритирку, и задние стекла были опущены. Сидящие в джипах двое мужчин сегодня впервые встретились лицом к лицу — до этого они только общались по телефону — и теперь вели неторопливую беседу.
— Я нэ нанимаю все-таки, что праисходит, — мерно вещал статный пожилой грузин в наглухо застегнутой дубленке. Его величавая седая голова блаженно покоилась на мягком подголовнике. — Ми же обо всиом договорились. А уговор дароже дэнэг, батоно Александр. Ми свою часть уговора виполнили — так что даже менты сбились с ног, не могут найти Варьяга… Вы не знаете, батоно, что тут недалеко произошло несколько месяцев назад?
— И что же? — с интересом заметил его собеседник, моложавый мужчина в очень дорогом кашемировом пальто. — Что, уважаемый Шота?
Шота Черноморский, признанный «крестный отец» грузинской мафии, контролировавший деятельность грузинских бригад на всей территории европейской части России, покачал седой головой:
— Здэс по дороге из Шереметьево бил застрелен дэпутат Думы Шелехов…
Александр Иванович Сапрыкин с нарочитым удивлением поднял брови.
— Да что вы, батоно Шота! Не знал! Ну и что?
Шота сохранял невозмутимость, но по блеску его глаз было понятно, что он с трудом сдерживает свой гнев.
— А то, что ми потеряли нашего человека.
— Погодите, — задумчиво перебил его Александр анович. — Но вы же говорили, что человек должен был уйти за границу… Как его… Грунт?
Шота взмахнул рукой — точно ножом отсекал виноградную гроздь с ветки.
— Нэ ушел! Нэ успел. Вибросился из акна. Или его вибросили… Но это нэ слишком болшая потеря Варьяга вам отдали, общак отдали — и чэм все кончилось, а? — Шота постепенно разгорячился. — Вчэра все рухнуло! Вы же ничего нэ знали!
Нэ знали, что прэзидент подаст в отставку, не знали, что он назначит прэемником этого… гэбэшника! И как ви тэпер надэетес пабедить на виборах через три месяца? Это когда — в марте?
Шота откинулся на мягкие кожаные подушки и с негодованием запыхтел, точно сердитый еж. Сапрыкин молчал. Сохраняя на лице вежливую полуулыбку, он соображал, чем же закончить этот малоприятный разговор с «крестным отцом» грузинского преступного сообщества. Дело принимало серьезный оборот.
Шота позвонил ему сегодня рано утром на дачу и без особых церемоний предложил срочно встретиться. Место встречи он назначил кремлевскому чиновнику сам: видимо, Шота не случайно выбрал именно это малолюдное место за кольцевой дорогой — так он напоминал Сапрыкину о печальном конце депутата Шелехова и давал понять, что пуля, сразившая депутата, может настичь и Александра Ивановича.
Сапрыкин не боялся Шоты. Он знал, что в любой момент может позвонить всесильному генералу Урусову, и тот отдаст соответствующее распоряжение — и на первом же посту ГИБДД инспектора найдут в этом самом элегантном джипе пакетик с героином. Но он вовсе не хотел портить отношения с авторитетным вором, понимая, что тот ему еще пригодится. Варяг, конечно, нейтрализован, и общак попал к ним в руки, что в сложившейся ситуации было как раз очень кстати. И эти деньги еще должны будут послужить их общему делу.
— Да уважаемый Шота, — серьезно начал он после долгого молчания. — Приходится признать: первую партию мы проиграли. Надо уметь признавать свои поражения. Но одна партия — это еще не весь матч. Впереди предстоит тяжелая изнурительная борьба. А вы что же думали, с одного удара закатить все шары сразу? Так не бывает, батоно Шота.
Старый грузин засопел и поежился, точно ему было зябко в теплом овчинном тулупе.
— Ладно. Так что ви далше будэте дэлать?
— Продолжим игру, — строго ответил Сапрыкин. — Насколько я понимаю, исчезновение Игнатова не слишком вас беспокоит — я имею в виду вас лично, батоно Шота. Он находится в надежном месте — и то, что ни вы, ни ваши… ммм… коллеги… не в курсе его местонахождения, я думаю, даже к лучшему. А если вас беспокоит судьба ваших денежных средств… — Тут Александр Иванович скроил ироническую гримасу. — То смею вас заверить, все вернется вам обратно — с наваром. Наберитесь только терпения. Игра перешла в острую стадию. И мы должны принять их вызов…
Александр Иванович попросил шофера поехать по окружной — так быстрее можно было добраться до Рублевки. Он сидел нахохлившись на заднем сиденье «лэнд-ровера» и размышлял. Что ж, события последних суток и впрямь смешали ему все карты. Но в этой игре были задействованы десятки, если не сотни незримых Участников, и теперь, после столь неожиданного хода противника, ему предстояло резко поменять тактику, а может быть, и стратегию игры.
Если старая кремлевская гвардия и в самом деле пугалась сделать ставку на «Молчалина», чью кандидатуру с таким упорством проталкивал Сапрыкин се последние месяцы, что ж, тогда ему и его команде придется изобразить ретивую лояльность новому кандидату — и даже в случае его победы на выборах можно — нет, нужно — посадить вокруг него своих наводнить своими все кремлевские, думские и министерские кабинеты. Пусть они новому президенту вздохнуть не дадут. Пусть утопят его в бюрократической трясине.
А законные воры окажут важное содействие… Какое — Александр Иванович уже знал. Ему в голову пришла гениальная идея. Причем на эту идею его натолкнул только что Шота Черноморский…
Он потерял счет дням. Правда, каждое утро, едва проснувшись, он по привычке прочерчивал на влажной заиндевевшей стене очередную царапину. Число этих царапин уже давно перевалило за сотню. Но сколько их набралось точно — он не помнил. А пересчитывать их не было ни желания, ни сил. Сто с лишним дней…
Выходит, больше трех месяцев Варяг томится здесь и сейчас конец февраля… Но об этом он мог бы и так догадаться: ночи стали холоднее — под куцым одеялишком, в которое он плотно укутывался по ночам, ему было зябко так, что от холода он просыпался и кое-как согревал дыханием закоченевшие руки.
Его удручала полная безысходность и неизвестность: за эти три с лишком месяца им так никто и не поинтересовался, никто не пришел встретиться с ним, никто не задал ему ки единого вопроса. Их ничего не интересовало — ни общак, ни его бизнес, ни его связи внутри страны и за рубежом. Смотрящего России просто изо-таровали, заживо похоронив в этом глухом каменном склепе.