– Сэм!
Папа умолк.
Мама спросила:
– Тебе нравится сидеть рядом с Керри?
Я кивнул в знак согласия.
– Хорошо. Послушай: начиная с сегодняшнего дня, если тебе кто-то понравится, не делай этому человеку гадостей, даже если тебе кажется, что ты сам этому человеку не нравишься, – сказала мама.
– Ладно.
– Джасти, в твоей жизни будет много людей, которые понравятся тебе, а ты понравишься им, – сказала мама, обняла меня. Встала, направилась к двери. – Но сегодня ты должен посидеть у себя в комнате и поразмыслить о том, что мы сейчас обсудили.
Мама ушла. Папа последовал за ней. Но когда он уже прикрывал за собой дверь, я сообразил, что надо извиниться.
– Папа, мне очень неудобно, что я довел Керри до слез.
Папа обернулся, взглянул мне в глаза:
– Понимаю. Когда тебе нравится женщина, ходишь, точно полоумный. Бывает. Ты просто еще не привык испытывать такие чувства.
– Иногда у меня бывают такие чувства к маме, – сказал я.
– Что-о? – выпалил он, застыв в дверях. – К маме – не смей! Фу-у, напугал… такого бреда я от тебя еще не слышал…
– Пап, погоди.
– Ну, чего еще?
– А что мне теперь делать? – спросил я.
– Делать?
– С Керри.
– Ничего не делай, блин! Тебе всего семь!В детстве я больше всего на свете любил хлопья "Синнамон Тост Кранч" и новые слова. Расширял свой словарный запас с маниакальным упорством. Услышав незнакомое слово, я обязательно спрашивал у первого попавшегося взрослого: "А что это?" Самый богатый лексикон был у моего папы. Причем папа каждый вечер подолгу читал со мной книги, чтобы утолить мою языковую жажду.
– Учительница говорит, что когда-нибудь я буду знать не меньше слов, чем ты, – сказал я как-то папе за ужином после того, как сдал на отлично устный экзамен по английскому. Тогда я учился в третьем классе.
– Да? Я твою учительницу уважаю, но в этом случае она ляпнула какую-то чушь. Я занимаюсь медициной, а значит, знаю тысячи слов, которые тебе никогда в жизни не встретятся. Сотню разных названий кровеносных сосудов, будь они неладны, – папа подтянул к себе миску с фасолью, положил себе несколько ложек.
– Круто! – сказал я.
– Ничего не круто. Голова лопается. У меня голова – как гараж, доверху заваленный всякой хренотенью. Важно не то, сколько слов ты знаешь, а то, как найти им полезное применение.
Спустя еще пару дней папа был назначен завкафедрой радиологии в Калифорнийском университете в Сан-Диего.
– Ой, пап, теперь ты начальник! – воскликнул я, когда за ужином он объявил новость семье.
Я перевел взгляд на маму, ожидая восторга. Но лицо у нее стало грустное, напряженное.
– Быть начальником не всегда хорошо, – сказал папа и глотнул красного вина.
– Как это?
– Ты любишь играть в бейсбол, правда?
– Ага.
– Вообрази-ка: тренер уволился, и назначили тебя, потому что никто другой не хочет. Вообрази, что играть в бейсбол ты больше не сможешь: надо команду тренировать, и бумажки заполнять, и так далее – тренеру положено убивать время на всякую ерунду.
– Но нашему тренеру нравится быть тренером.
– Потому что ваш тренер – козел. Он пытается через сына воплотить свою несбывшуюся мечту. А его сын через пять лет подсядет на героин, потому что папаша – псих.
– Сэм, ты же знаешь, что он повторит твои слова, – вмешалась мама.
– Этих моих слов не повторяй, – велел мне папа. – Ладно, я вот что имею в виду: я стал врачом, чтобы заниматься медициной и помогать людям. А теперь мне придется сидеть на кафедре и перекладывать бумажки. На твоей жизни это не скажется, но ты теперь будешь видеть меня очень нечасто.
И действительно, теперь папа уезжал на работу, пока я еще спал, а домой возвращался самое раннее в десятом часу вечера. Почти каждую субботу он тоже работал полный день. Даже по воскресеньям, в свой единственный выходной, часто ездил на кафедру. И все же, как бы поздно он ни приходил домой, даже падая от усталости, он брал мою любимую книжку – "Хоббита" Толкиена – и звал меня в гостиную, и включал лампу у нашего дивана с коричневой обивкой, и усаживался рядом со мной, и читал мне вслух – или я читал ему. Наткнувшись на незнакомое слово, я немедленно спрашивал у папы, что оно значит. Однажды папа вдруг отложил книгу и расхохотался:
– Наверно, все дело в том, что у меня мозги от усталости плавятся… И все-таки, знаешь, что до меня только что дошло?
– Что?
– В этом "Хоббите" никто ни с кем не спит. Елки, нам рассказали про всю жизнь Бильбо, а он ни разу ни с кем не переспал. Ноль секса, – сказал папа.
– У Бильбо нет детей, – пояснил я.
– А дети тут при чем?
– Ну, если бы он занимался сексом, были бы дети.
Папа весь заколыхался от смеха и долго не мог отсмеяться:
– Ох ты, господи. Слава богу, что нет такого закона природы. Иначе я… я бы весь Род-Айленд населил, бля.
Я обиделся – не понял, что же так насмешило папу.
– Люди женятся и после свадьбы занимаются сексом, если захотят, и тогда у них рождаются дети, – уверенно сказал я.
– Если захотят? Ха-ха. Смотри, никогда не говори об этом маме, а то у меня вся оставшаяся жизнь пройдет без секса. По-моему, ты все-таки не знаешь, что такое женитьба, – и он снова засмеялся.
– Да знаю я! Это слово из первого класса, понял! Я уже сто лет знаю, что оно значит, – вспылил я.
– Ну уж нет, поверь мне, ты даже не догадываешься…
– Ах так! Тогда ты мне расскажи, что такое "женитьба".
– Сын, я только что отработал пятнадцать часов и устал как собака, а у тебя еще волосы на яйцах не выросли. Давай отложим этот разговор до поры до времени – пока у меня или у тебя что-то не переменится.
На следующий день в школьном буфете, распаковывая свой завтрак, я рассказал своему лучшему другу Аарону, что говорил папа про секс и женитьбу. И спросил его, какая связь между женитьбой и сексом. Аарон – тощий, нездорово-бледный мальчик с кудлатыми каштановыми волосами – жил в нескольких кварталах от меня. Я считал его великим экспертом по всем интимным вопросам: как-никак его родители были подписаны на кабельный телеканал НВО.
Аарон отодвинул пакет с чипсами, вытер руки о свою майку "Великой пятерки" Мичиганского университета. И сказал:
– А разве ты сам не знаешь? Во даешь! Слушай: в ночь после дня, когда ты женишься, надо заняться сексом, иначе женитьба не засчитывается. А дети тут вообще ни при чем.