– Владимир Степанович, дорогой, а делать что теперь?
– Ничего не делать. Видите ли, у них есть латентный период до выплода, тогда еще можно что-то… А теперь вон сколько их – может быть, миллион!
С минуту молчали. Старый, изломав голос, добавил:
– Они уже идут трактом. Яд, диарэлен, уже выделен, они собрались и двигаются в место окукливания. Сами-то черви уже безвредны. Отравлена местность – вот где-то в пределах площади, ну, может, дома еще ближайшие захватило, наверняка не скажешь.
Остановились, носилки на снег, шарф сбился с лица, – все собрались вокруг Старого, уткнув носы в перчатки, носовые платки и воротники, я положил на лицо шапку, но ее скинули.
Старый подошел и присел на край носилок, я потянулся за шапкой, он мою руку отбросил, разминал и разглядывал в руках снег.
– Что-то я не слышал про таких червей, – выдавил Клинский и усмехнулся, оглядываясь на своих.
– Сам второй раз вижу. Ваша санэпидстанция должна знать. В Москву, в институт паразитологии позвоните. Но вообще это по линии гражданской обороны. Так, все? Можно нас в помещение, поскорей?
– Что мы должны делать? – спросил Витя. Его оборвал Клинский:
– Майор Губин, позвольте я как-нибудь сам! И ты хочешь нас убедить, что все вот это – это что-то страшное? Да?
– Нет, ничего страшного. Диарэлен чем хорош – короткий период распада. Через неделю чисто, надо только людей не допускать и где-то на версту вокруг раз в день орошать. Я приблизительно говорю, все это в уставе гражданской обороны. – Старый больно стиснул мое запястье. – Видишь, старик, где пришлось таксис увидать.
Клинский прорычал смутное и пробежался туда-сюда, горбясь, будто шуба давила его, он то хмыкал, то горько переминал губы, оглядываясь на своих.
– Сколько?
– Через полчаса взлетают, – ответил военный, слушающий радиостанцию.
– И если мы все это не сделаем?
– Да пожалуйста. – Старый пожал плечами. – Нам-то что. Ничего страшного не будет. За две недели само выветрится. Простой водой можно поливать.
– А что люди? – спросил Витя, начальство толпилось за его спиной.
– Простейшее недомогание, головная боль, обмороки. Скорее всего – обмороки. Жертвы примерно – один на сто. Но это необязательно, вот в Таджикистане, я запомнил, двадцать шесть человек погибло. – Старый разъяснил: – Из тысячи! Там, правда, посуше, и они уже начали эвакуацию. Точно никто не скажет.
Вечер смягчил землю и крыши, и снег запятнался пушистыми тенями, снегопад густел, густели косые пряди и вязли в коричневых лужах, покрывая их шершавой ледяной шелухой, и ветер стаскивал ее в острова. Старый держал мои руки, не давая достать шапку, все заливал мел; поцарапанные руки, почувствовал железную ложку во рту, выталкивал ее, будто облизывался, и сладкая истома изгибала спину по какому-то лекалу, шевелился и сразу словно поскальзывался с провалом, и сердце обливало тело испуганным жаром, раскаляя ступни; разглядывал свою переносицу как бы изнутри, сдвинув брови, чтоб крепче держать это место, и холодно застилал, растекался мел, поглощая все.
– Пусть нас уведут, – предложил Старый. – И вам лучше в помещение. Видите, он совсем сник – побыстрее!
Клинский бегал, как собака на проволоке, и всплескивал руками на поворотах – подпрыгнул к Старому и пихнул в плечо:
– Да? Но ты, конечно, знаешь? Как нам помочь? Но запросто не выручишь? – И злорадно расхохотался. – Кому мы верим?! Кого слушаем? Всем продолжать. Молчать! По местам, слушать мою команду. Ишь что он придумал! Читать нам условия! Это убийцы, они на все теперь идут. Да? Ты можешь нас выручить? Встать!
Старый поднял на него глаза и с дрожью выговорил:
– Я могу. Но тебе, быдло, я не стану. Будет тебе хуже – мы рады. Людей жалко. Но это твой грех.
– Товарищ подполковник, – взмолился Витя. – Дайте я с ними договорюсь!
– Молчать! Увести. Все же ясно! Продолжаем. Как можно остановить? Как можно отменить? Еще лучше! – взвизгивал Клинский и чуть не подпрыгивал. – По местам!
Витя сделал два больших шага к носилкам.
– Владимир Степанович, я вас прошу, я уважаю ваш опыт, простите меня, нас… Вы же не такой, как сейчас хотите, я ж знаю, какие вы. Вы теперь совсем знаете наши обстоятельства, значение для Светлояра, страны. Взлетает первый самолет. Завтра на этой площади должно… Десятки тысяч. Столько преодолели. Не для меня. Я, наверное, вам противен, так вышло, мы разошлись. Для народа. Не лишайте нас… Мы виноваты перед вами, но нет непоправимого…
– Майор Губин! – заревел Клинский. – Я вас предупреждаю!
– Скажите одно: есть? Есть способ? Чтоб вовремя. У нас столько силы, если бы еще знать!
– Вот какой плотности оболочка. – Старый показал в ладони раздавленного червя. – Уже час, как опорожнились, и снег, и такая влажность…
– Я запрещаю переговоры с преступниками! Уведите! Майор Губин, что, непонятно?
– Никак нельзя?
– Если по науке, ну, еще – полчаса… Если сейчас же оросить. Особый раствор. Все очень быстро, Витя.
– Что надо?
Клинский рванул у близстоящего радиостанцию и буднично распорядился в ее черное ухо:
– Машину, конвой. – Дождавшись отдаленного взвывания мотора, впустил ладони в карманы и подержал рот раскрытым, прежде чем сказать: – Э-э, Виктор Алексеич… Товарищи, мы тут все знаем заслуги майора Губина, они есть, но я, к сожалению, должен… В ходе следствия, в ходе допросов задержанных известных вам деятелей армейских… Того же Свиридова допрашивали. Есть данные, что, так скажем, и майор Губин, да, не избег…
Витя закусил губу и тускло смотрел, как из подъехавшего вездехода спрыгивают солдаты, их командир вопросительно повертел головой и, отыскав Клинского, поднял ладонь к шапке.
– Я не склонен, это не в моих правилах так сразу доверять, первому… Мало ли. Но обстановка требует надежности. Крепость, товарищи. Да. Майор Губин данной мне властью отстраняется от службы и до окончательного разъяснения побудет… Капитан! – Клинский кивнул на Витю блестящей лаком прической. – А нам, скажем так, пора к аэродрому. На летное поле.
Капитан звучно скомандовал, ни слова не разобрать, но солдаты поняли и окружили Витю, снимая автоматы с плеч, он пообещал Старому над красными погонами:
– Отпустим, когда разберемся. Неделя.
– Нет! – выхрипел Старый, сжимая руку лежащему на носилках. – Ближайшим поездом. И чтоб все деньги. Мы никому не расскажем.
– Ближайший завтра, полдень. Будете молчать?
– Пусть. Но чтоб – все деньги.
– Капитан, в чем дело?!
– Договорились?
– Дай слово, что не обманешь.
Витя коротко задумался, пока солдаты брали его под руки, наморщился, неприятно кивнул: