– Ты потрясающе выглядишь, – сказал он, окидывая ее взглядом с головы до ног.
Вика села в кресло, закинув ногу на ногу, и закурила. Она не старалась произвести впечатление – но это ей все равно удавалось. Она определенно похорошела за эту пару лет, что они не виделись.
– Как ты здесь оказалась?
– Прошу тебя, не спрашивай об этом. Я знала, что ты остановишься именно в этой гостинице, и, как школьница, стояла у двери, дожидаясь твоего появления. Я едва не упала в обморок, когда ты прошел совсем рядом… Ты не изменился, Владик, все такой же красивый.
– Спасибо за комплимент! – Он улыбнулся, это было самое лучшее, что Варяг услышал за последние тяжелые дни.
– Это факт, а не комплимент, Владик.
– Что-нибудь выпьешь?
– С удовольствием. Рюмку коньяку. Мой муж говорит, что коньяк расширяет не только сосуды, но и связи.
– Твой муж не лишен чувства юмора. Значит, ты замужем?.. Счастлива? Расскажи мне.
– Для женщины, Владик, между «быть замужем» и «быть счастливой» не всегда, но довольно часто стоит знак равенства. Да, я замужем. У меня сын. Ему уже два года. – Она помолчала, потом добавила: – Но не было ни одного дня, чтобы я не вспоминала о тебе.
– Ты на меня обижаешься? – спросил он, подавая ей рюмку с коньяком. – Я правда виноват. Давай выпьем за встречу, за нашу дружбу.
– Для настоящей дружбы, Владик, мы мало знакомы.
– Викуся! Кто-то умный сказал: все проявления дружбы встречаются в любви, и наоборот.
– В общем, да, это так, – негромко произнесла Вика.
Подняв бокал, Варяг произнес:
– Давай выпьем за тебя, моя любовь, как когда-то прежде.
– А ты что, меня любишь, как прежде?
– Я был в тебя влюблен… Ну, за тебя…
– За тебя, Владик!
Вика подняла на него светло-зеленые глаза.
– Слышишь, Владик, не было ни одного дня, чтобы я не вспоминала тебя! – повторила Вика.
Варяг подошел совсем близко. Только сейчас он увидел, какими печальными глазами смотрит на него эта женщина. Он положил тяжелые ладони на ее худенькие плечи. Он не боялся быть непонятым – именно с этого когда-то начиналась их любовь, а для нее он остался первым мужчиной.
Вика как будто только этого и ожидала. Она взяла его ладони в свои, и он почувствовал трепет ее пальцев. Варяг стремительно притянул ее к себе и поцеловал взасос. Дрожащими от нетерпения руками расстегнул пуговицы на лифе платья.
Неожиданно Вика открыла глаза, отстранила его, а потом задумчиво произнесла:
– Владик, любить даже безответно – все равно счастье. – И чуть слышно добавила через мгновение: – Я сама.
Она разделась и пошла в спальню.
В постели она все время повторяла: «Господи, какой ты сильный, ты даже не представляешь, как я мечтала дотронуться до тебя. Обними меня. Крепче. Крепче… еще крепче! Я вся – твоя!»
А когда они достигали вершин блаженства, она шептала: «Боже мой, что ты со мной делаешь?» И, слыша его вразумительный и короткий ответ, почти теряла сознание.
Потом она лежала у него на руке, молчала, поглаживая его грудь. В тишине он едва расслышал ее слова:
– Сколько порой приходится пережить, чтобы почувствовать себя счастливой. Сегодня я живу по принципу мудрого Горация: ловлю момент, ведь он, боюсь, не повторится.
А Варяг вдруг подумал, что вот, подобно ангелу-хранителю, появилась эта маленькая хрупкая женщина и на второй план ушли все его невзгоды, она за полчаса освободила его от напряжения, которое не давало ему жить последние дни.
– Вика, ты пришла, чтобы помочь мне? – напрямую спросил Варяг, заглянув в ее затуманенные глаза.
– Да. У меня не получилось быть с тобой всегда. Пусть буду рядом хотя бы тогда, когда тебе трудно.
– А ты знаешь, в чем я перед тобой виноват? В том, что не понимал тебя до конца.
– Тут ты прав. Но сейчас, я знаю, тебе пора, Владик.
Этой восхитительной женщине не нужно было ничего объяснять, она понимала все без слов.
Потом она прихорашивалась у зеркала, а уходя, задержалась у дверей и сказала:
– Владик, знай, что я всегда с тобой. А еще хочу тебе сообщить… Хотя нет, в другой раз. Это ведь не последняя наша встреча, правда?
Ему хотелось сказать ей что-то важное, но слов он не находил и потому ответил коротко:
– Правда.
Варяг поцеловал ее, а потом смотрел вслед, пока она шла по коридору к лифту.
Прелестная женщина. Дочь академика Нестеренко. Он чувствовал, что дух ее великого отца как ангел-хранитель заботливо и незримо сопровождает его повсюду.
Оставалось минут пять до начала встречи, когда Варяг появился в фойе. Он подошел к стойке портье и отдал ключ от номера.
– Данке шён, – сказал портье с поклоном.
– Битте шён, – ответил Варяг с улыбкой и по ковровой дорожке направился ко входу в ресторан.
Будто театральная ложа, подумал он, откидывая темно-вишневую бархатную портьеру. Повернув массивную бронзовую ручку, толкнул половинку двустворчатых дверей и вошел в зал. Мягкий свет, тихая музыка создавали дополнительный фон в уютном зале со старинной мебелью, хрустальными люстрами и канделябрами.
За столиками, покрытыми белоснежными скатертями, уже собралось с полсотни человек – авторитетнейшие люди России. Как всегда в минуты опасности, Варяг был предельно собран и спокоен. Для себя он уже решил, что в разговоре будет сдержан. Любое непроизвольно вырвавшееся слово люди не оставят без внимания. Все, что он скажет, будет подвергнуто тщательному анализу, за которым последуют выводы. Ему скрывать нечего, но кто знает, с какими намерениями прибыли на сход все эти люди – российские законные. Здесь будут решаться вопросы денег и власти. И за каждым из присутствующих стоят сотни людей, их интересы, огромные деньги, тысячи бойцов.
Войдя в зал, Варяг молча поприветствовал собравшихся легким поклоном.
К нему навстречу поднялся Ангел.
– Здорово, – сказал он, улыбаясь и протягивая руку. – А ты вовремя, во всех смыслах.
– Точность – вежливость коронованных, – отшутился Варяг громко, чтобы его услышали все. – Рад тебя видеть, Ангел. Кто отвечает за сходняк? Трубач здесь?
– Да.
– Пусть подойдет, – распорядился Варяг.
Ангел вскинул бровь, покосился на него, но ничего не сказал. Присутствующие внимательно наблюдали за ними. Отыскав взглядом Трубача, Ангел сделал тому знак. Трубач подошел.
– Еще раз привет труженику тыла! – громко сказал Варяг.
Он выдержал паузу. Мельтешить незачем, тем более сегодня, когда каждая реплика несет глубинный смысл.