Теперь его взгляд блуждал по темным нишам в стенах святилища, где, судя по всему, прятались охранники. Впрочем, это Семена не волновало; Рихмер был близко, и ни копье, ни стрела не помешали б свернуть ему шею.
Но стоит ли сворачивать?
Уставившись в глаза хранителя, он медленно произнес:
– А не боишься, что я доберусь до твоей дочери? Тоже прямо сейчас? А тебя отправлю Сетху в пасть? Не просто отправлю – перенесу твое тело в пустыню, сожгу или брошу без погребения и сделаю так, что ночные демоны будут терзать твое ка... Вечно терзать, хранитель! Клянусь Осирисом, который даровал мне эту власть!
Щеки Рихмера побледнели, он сотворил знак, отвращающий беду, и попытался отступить, но Семен мертвой хваткой стиснул его костлявое плечо:
– Ну же, зови своих людей! Или у тебя отнялся язык?
Семен навис над хранителем врат, сдавил его и оторвал от пола. В горле Рихмера засипело. Он, похоже, пытался позвать на помощь, но не мог.
Семен разжал руки. Сандалии хранителя врат стукнули об пол. Но Рихмер продолжал глядеть в глаза Семена, запрокинув голову и не в силах отвести взгляд.
– Велик Амон! – прошептал он. – Ты... Ты владеешь тайной ичи-ка...
– И этой тайной, и другими. А знаешь почему? – Он выдержал паузу, гипнотизируя Рихмера взглядом. – Скажи, хранитель, что у тебя под ногами?
– Мозаика... – пробормотал жрец. – Берег Хапи... потом – степь и Западная пустыня...
– Дальше! Дальше или за ней? Что дальше?
– Царство мертвых...<Согласно верованиям древних египтян, царство мертвых находилось на западе.> – прошептал хранитель, чуть шевельнув бескровными губами.
– Царство мертвых, – этом откликнулся Семен. – Ну, теперь ты знаешь, откуда я пришел. А может, знал и раньше? Знал, и осмелился торговаться со мной?
– Ходили слухи в южных крепостях... но мало ли что болтают солдаты... я должен был проверить...
Лицо Рихмера казалось уже не белым, а серым, на лбу выступила испарина.
“Что-то он быстро ломается”, – мелькнула мысль у Семена. Или друг Инени постарался, запугал вконец?
– Проверить? Как?
Он наклонил голову, вслушиваясь в неразборчивое бормотание жреца.
– Говорили, что ты Сенмен, брат Сенмута, восставший из мертвых... Я приказал отыскать людей, с которыми Сенмен плавал к порогам... Нашли шемсу<Шемсу – проводник каравана.>, проводника из Куммы, отправились на юг, и он показал то место в скалах, где схоронили Сен-мена... Там – кости и его украшения, браслеты, ожерелье... еще – череп, разбитый палицей нехеси... Он в самом деле умер! Но если он умер, то кто же ты? Странно, но человек, следивший за тобой, никак не хотел говорить... Боялся? Пришлось его...
“Ну и ловкач!” – подумал Семен. – Добрался до спутников Сенмена раньше, чем грозный Рамери! И даже косточки нашел! Вместе с разбитым черепом!”
Он не успел додумать эту мысль, как вслед за ней пришла другая, заставившая похолодеть.
– Человек, следивший за мной? Кто он? И что тебе сказал?
– Сказал, что ты явился с полей Иалу... сказал, что боги дали тебе мастерство и дар предвидеть еще не случившееся... сказал, что речь людей была тобою позабыта, и знаки письма, и родичи, и титул Великого Дома... еще сказал, что ты владеешь тайным знанием и можешь сосчитать колосья в поле или звезды в небе быстрей, чем Тот, писец богов... Но мало ли что наговорит человек, если прижечь его факелом!
– Где он? – с угрозой прошипел Семен, склонившись к уху Рихмера. – Где этот соглядатай?
– Здесь. На ложе Сохмет, ибо, забыв о клятве верности, не пожелал говорить по доброй воле.
Семен оттолкнул жреца.
– Ты отведешь меня к нему. И помни о своей душе и жизни дочери! – Он вытянул руку и растопырил пальцы. – Видишь, сердце ее – в моей ладони! Стоит мне сжать кулак...
– Ты не сделаешь этого, господин! – Кажется, Рихмер был близок к истерике. – Она – свет моих глаз, дыхание губ, радость дня и ночи! Не лишай ее жизни!
– Осирис дал мне власть карать и миловать, а все дальнейшее зависит от тебя, – отрезал Семен. – Иди, хранитель! И постарайся, чтоб ноги твои не подгибались.
Они направились в глубь святилища, где, за колоннами, изваяниями и гранитным жертвенником, была лестница, спускавшаяся вниз. Минуя нишу – не ту, что называлась Ухом Амона, а, вероятно, предназначенную для охраны – Рихмер как-то по-особому щелкнул пальцами, и тут же три молчаливые фигуры возникли из теней, пристроившись к маленькой процессии. Кинжалы, плеть и знак Амона... Бритоголовые. Ну, пусть сопровождают, решил Семен.
Лестница тянулась в полумрак, в котором мерцали алые точки факелов. Еще один был у бритоголовых; державший его жрец выступил вперед, чтоб осветить дорогу, и покосился на Рихмера. “К ложу Сохмет”, – буркнул хранитель, и страж, покинув лестницу, свернул направо.
Они миновали обширный мрачный зал, где громоздились статуи богов – не самых главных, но влиявших на человеческие судьбы и потому достойных приношений. Воинственный Монт соседствовал с любвеобильной Хатор; Маат, владычица истины, глядела строгими каменными очами на ибисоголового Тота; разевал зубастую пасть Себек, речное божество, почитавшееся в обличье крокодила; за ним высились изваяния Анубиса и Нейт, богини-защитницы в потустороннем мире. Около статуи Нейт Рихмер замедлил шаги, поклонился и зашептал молитву.
“Не поможет, – злорадно подумал Семен. – Эта барышня – в моей команде!”
Дальнейший путь лежал по узким коридорам, впадавшим, словно ручейки, в склепы-озера, то круглые, то квадратные, со сплошными стенами или с проемами, перегороженными где дверью, где прочной деревянной решеткой. В одних из этих камер было тихо, и в свете факела угадывались сундуки да полки с каким-то имуществом, сосудами, небольшими статуэтками, рулонами полотна и шкур; из других тянуло мерзким запашком и слышался шорох, а временами – стон или неясное бормотанье. Камер, склепов и коридоров было не счесть. Вероятно, этот огромный лабиринт, лежавший под святилищем, использовали с разнообразными целями – и в качестве склада, и как тюрьму, а может, как место для допросов третьей степени. Последнее было вполне реальным – вряд ли на ложе Сохмет вкушали отдых или предавались нежной страсти.
Очередной коридор уперся в дверцу, такую низкую, что Семену, чтобы протиснуться, пришлось сложиться пополам. Камера за дверью освещалась двумя десятками факелов и масляных ламп, горевших ровно – в неподвижном воздухе; витавший в нем запах дыма мешался с чем-то еще, мерзким и отвратительным – зловонием экскрементов и сожженной плоти. Посередине этого склепа располагалась квадратная плита с позеленевшими медными кольцами, к которым был привязан голый человек – окровавленный, грязный, незнакомый или неузнаваемый в жутком своем обличье; рядом с ним горела лампа, сидел на пятках писец, стояли сосуды с красками, лежали папирусы, свернутые в тугие свитки. В дальней стене был проем, ведущий во второе помещение – видимо, канцелярию; там на полу виднелись циновки, а дальше – табуреты, низкий столик и сундуки для хранения документов.