Летом Оскар любил с этого причала ловить сельдь — на спиннинг с крючками и блесной. Если попадался большой косяк, можно было, набравшись терпения, наловить пару килограммов, но чаще всего ему удавалось поймать штук десять-пятнадцать. Этого хватало на ужин, а самые мелкие рыбешки, негодные для жарки, доставались коту.
Папа подошел и остановился рядом.
— Отлично прокатились.
— Ага. Только лыжи проваливаются.
— Да, снег слишком рыхлый. Его бы как-нибудь утрамбовать. К примеру, взять кусок фанеры, чем-нибудь придавить сверху и так протащить. Ну или тебя на него усадить…
— Давай!
— Не, теперь уж завтра. Того и гляди стемнеет. Поехали-ка домой, птичкой займемся, чтоб без ужина не остаться.
— Ну ладно.
Папа молча постоял, глядя на воду.
— Слушай, я тут подумал…
— Что?
Ну начинается. Мама сказала Оскару, что крепко-накрепко наказала отцу с ним поговорить про ту историю с Йонни. Вообще-то Оскару и самому хотелось поговорить об этом. Они с папой общались как бы на безопасном расстоянии — он все равно не мог вмешаться в происходящее. Папа прокашлялся, напрягся. Выдохнул. Посмотрел на воду. Потом сказал:
— Короче, я что подумал… У тебя коньки есть?
— Не-а, они мне малы.
— А-а-а… Нет? Ну ладно, а то, раз в этом году будет лед — а похоже, все к тому идет, — было бы неплохо иметь коньки. У меня есть.
— Вряд ли они мне подойдут.
Папа хмыкнул:
— Да я понимаю. Спрошу у Эстена — его пацан небось уже из своих вырос. У него тридцать девятый. А у тебя?
— Тридцать восьмой.
— Ну, с шерстяными носками пойдет. Короче, спрошу его, не отдаст ли.
— Супер!
— Ага. Да. Ну что, пошли домой?
Оскар кивнул. Видимо, разговор о Йонни откладывался на потом. А коньки ему совсем не помешают. Если отец раздобудет их завтра, он мог бы забрать их домой.
Он подкатил на своих коротких лыжах к ручке троса, отошел назад, натягивая его, и махнул рукой отцу. Тот сразу дал по газам. В гору им пришлось ехать на первой передаче. Мопед ревел так, что перепуганные вороны срывались с верхушек сосен.
Оскар медленно скользил вверх по склону, как на фуникулере, стоя на прямых ногах. Он ни о чем не думал, стараясь держаться своей лыжни, чтобы не пришлось прокладывать новую. Пока они ехали домой, спустились сумерки.
* * *
Лакке шел по лестнице, ведущей от центральной площади. За поясом штанов у него была коробка конфет. Воровать он не любил, но денег у него не было, а ему хотелось сделать Виржинии подарок. Вот бы еще раздобыть букет роз — да только поди попробуй что-нибудь прикарманить в цветочном магазине.
Уже стемнело, и, спустившись к зданию школы, он заколебался. Оглядевшись, он разгреб снег ногой и нашел под ним камень размером с кулак. Лакке выковырял его и положил в карман, зажав камень в руке. Не то чтобы он надеялся, что это спасет его от оборотня, но тяжесть и прохлада камня в кармане несколько успокаивали.
Он опрашивал жильцов по дворам, но это не принесло никаких результатов, только вызвало подозрения у родителей, лепивших снеговиков со своими детьми, — что за пьяный мужик?
Когда он открыл рот, чтобы заговорить с женщиной, выбивавшей ковры на улице, он вдруг понял, как странно его поведение должно смотреться со стороны. Женщина приостановила работу и обернулась к нему, выставив выбивалку перед собой, как оружие.
— Простите, — начал Лакке. — Я только хотел спросить… Я разыскиваю девочку…
— Да?
М-да. Теперь он и сам услышал, как это звучит, и от этого еще больше смутился.
— Дело в том, что она… пропала. Может, ее здесь видели?
— Это ваш ребенок?
— Нет, но…
Не считая пары подростков, он больше не пытался заговаривать с людьми на улице. По крайней мере, с теми, кого не знал в лицо. Он встретил несколько знакомых, но они ничего не видели. Ищите да обрящете, ага. Только неплохо бы как минимум знать, чего ищешь.
Он спустился к аллее возле школы, бросил взгляд на мост Юкке.
Вчерашние газеты раздули из этого дела целую шумиху, в основном, конечно, из-за кошмарной истории с телом. Убитый алкаш сам по себе большого интереса не представлял, но столпившиеся вокруг дети, пожарные, вырубавшие тело из льда, и прочие смачные подробности были лакомым кусочком для прессы. Рядом с текстом красовалась паспортная фотография Юкке, на которой он смахивал по меньшей мере на серийного убийцу.
Лакке миновал мрачный кирпичный фасад школы Блакеберга с его крутой широкой лестницей, напоминавшей вход в министерство юстиции или в ад. Снизу на стене кто-то вывел краской «Iron Maiden», уж что бы это ни значило. Может, группа какая.
Пройдя мимо автостоянки, он вышел на Бьёрнсонсгатан. Обычно он срезал путь за школой, но там было… темно. Он мог легко представить себе нечисть, затаившуюся в темноте. Он взглянул на кроны высоких сосен, выстроившихся вдоль дороги. Что-то чернело в листве. Наверное, птичьи гнезда.
Дело было не только в том, как это существо выглядело, — но в самом нападении. Возможно — возможно, — он мог бы допустить, что клыки и когти имели какое-то рациональное объяснение, если бы не тот прыжок с дерева. Прежде чем отнести Виржинию домой, он поднял голову и изучил дерево. Ветка, откуда, по всей видимости, спрыгнула эта дрянь, располагалась метрах в пяти над землей.
Сигануть с пятиметровой высоты кому-то на спину! Что ж, если ко всем прочим «рациональным» объяснениям добавить еще «цирковой артист», тогда пожалуй. Но все вместе не лезло ни в какие ворота, как и его слова, брошенные Виржинии, о которых он теперь сожалел.
Вот черт!
Он вытащил конфеты из штанов. А вдруг они растаяли? Он потряс коробку, прислушался. Вроде нет. Конфеты постукивали внутри, значит, шоколад не слипся. Лакке продолжил путь по Бьёрнсонсгатан, мимо магазина «ИКА», держа коробку в руке.
«Измельченные томаты. Три банки — 5 крон».
И ведь всего шесть дней назад…
Лакке по-прежнему сжимал камень в кармане. Он посмотрел на вывеску, представил себе, как рука Виржинии выводит крупные ровные буквы. Ну хоть сегодня-то она должна остаться дома? Впрочем, притащиться на работу, не дожидаясь, пока свернется кровь, — это вполне в ее духе.
Подойдя к нужному подъезду, он посмотрел на ее окна. Темно. Может, она у дочери? Ладно, если ее нет, он оставит конфеты на дверной ручке. В подъезде стояла темнота — хоть глаз выколи. Волосы на загривке встали дыбом.
Девочка!
Он застыл на несколько секунд, затем бросился к светящейся красным кнопке выключателя, нажал ее тыльной стороной руки, сжимавшей коробку конфет. Второй рукой он лихорадочно стискивал камень.