Кастор несколько раз прошелся по кабинету, сурово зыркнул на Виталика, осмелившегося поднять глаза от пола, покружил немного хищной птицей, остановился за спиной у Константина Петровича и так стоял почти целую минуту. Надо отдать должное выдержке коммерческого директора: он не упал на пол, не стал каяться в растратах, не вскочил с места. Он даже не пошевелился. Только едва слышно вздохнул с облегчением, когда Кастор снова принялся мерить шагами кабинет.
Постепенно страх отступил: секунда сменяла секунду, а ничего не менялось. Трофим Парфёнович укоренился в дальнем углу и не подавал признаков жизни. Даниил Юрьевич продолжал расписывать ручку в своём ежедневнике. Кастор молча ходил туда-сюда, с любопытством рассматривая притихших подопечных.
Ему нравилось наблюдать за людьми, за тем, как год от года они меняются, за качествами, которые остаются неизменными, а, значит, составляют суть человеческой природы. По сравнению с прочим «неживым начальством», Кастор всегда вёл себя очень по-человечески. Он и при жизни обладал отменными актёрскими способностями, а сейчас, когда примерить другой костюм или маску можно было с помощью одной лишь силы мысли, его талант расцвел. Он давно уже на самом деле не испытывал никаких человеческих чувств и эмоций — с тех пор, как умер. Но умел изобразить их очень достоверно. Что никогда не удавалось, например, шефу Тринадцатой редакции: тот был ещё недостаточно мёртв для того, чтобы с такой лёгкостью корчить из себя живого.
За дверью раздался громкий шепот, затем она распахнулась настежь, и на пороге возник Шурик.
— Та-ак! — повернулся на воображаемых каблуках Кастор.
— Здравствуйте! — робко улыбнулся долгожданный гость.
— Добро пожаловать, — сделал гостеприимный жест Кастор. — Ну, Костя, спросите у него, спросите, как вы один умеете, то, что вам так хочется у него спросить.
— Почему ты опоздал на этот раз? — монументально воздвигся Константин Петрович.
— Да на углу движение такое… — Шурик махнул рукой куда-то вбок, в сторону воображаемого угла. Он уже начал понимать, что Кастор и Трофим Парфёнович, рассерженные его систематическими опозданиями, прибыли сюда, чтобы принять самые жестокие меры, но по инерции продолжал оправдываться. — Ну, все же знаете. Большое очень движение. Я торчал там полчаса, наверное. Ждал, пока меня пропустит кто-нибудь.
— А потом пришла какая-то добрая бабушка и перевела тебя через дорогу? — подсказал Константин Петрович.
— Да нет, я сам. Сам. Зажмурился и перебежал. Надо там «зебру» нарисовать. В помощь пешеходам.
— Надо осла там нарисовать! — сверкнул очками коммерческий директор. — В назидание кое-кому! Как можно так наплевательски относиться к терпению окружающих? Когда ты научишься управлять своим временем? Посмотри! Посмотри на всех этих людей. Они сидят тут и ждут только тебя!
— Ладно врать-то, — перебил его Кастор и посторонился, широким взмахом руки приглашая Шурика занять своё место. — Люди сидят тут и ждут совсем другого: когда мы с Трошей проголодаемся и начнём их заживо кушать.
— Управлять своим временем вам пока ещё невозможно, — прогудел из глубины кабинета Трофим Парфёнович, — вот третья ступень не имеет таких проблем. Они производят времени ровно столько, сколько им нужно.
— Как это — производят? — навострил уши Константин Петрович.
— Это нельзя объяснить. Можно только почувствовать, — отрезал Кастор. — Ну, начинайте уже свою летучку. Обсуждайте разные мелкие смешные дела, а мы пока понаблюдаем за вами.
Он удалился в тень, отскоблил от стены Трофима Парфёновича, и вот уже грозные верховные боссы сидят неподвижно на скамеечке возле дальней стены. Совсем как практиканты, которых Константин Петрович время от времени где-то находит, нагружает работой, пишет в награду отменную характеристику и, разумеется, не платит за их честный труд ни копейки. Практиканты, как ни странно, остаются довольны. Останутся ли довольны эти двое?
Как ни в чём не бывало, Даниил Юрьевич поднялся с места и присел на угол своего рабочего стола.
— Ну, как Краков? — весело спросил он у Шурика.
— Прага! Я в Прагу ездил! — гордо ответил тот.
— Да ну? Разве? А почему мы предупреждали коллег из Кракова? — удивился шеф.
— Там… — Шурик поглядел по сторонам. Ему явно не хотелось обсуждать этот вопрос здесь и сейчас. — Я перепутал названия. Они такие похожие! Понимаете. Краков — и Прага.
Две недели назад Шурик вместе с друзьями отправился в автомобильное путешествие по Европе. Через Прибалтику и Польшу — в Чехию, где они ездили по старинным городам, ели, пили, гуляли, после чего отправились в обратный путь тем же маршрутом.
Если мунг по какой-то причине покидает свой район и отправляется туда, где его никто не знает, начальство заранее предупреждает работающую там команду о том, что всё в порядке, скоро здесь будет ещё один наш человек, и это — не шемобор, не извольте его сразу на куски резать, разрешите слово молвить.
Перед отпуском Шурик так заработался, что перепутал города и страны. В Кракове его так и не дождались. Зато пражские Бойцы, не готовые к приезду гостей, сразу взяли след чужака и загнали Шурика в угол в одном чудесном прохладном дворике, где он в тишине и покое вкушал пиво. Но стоило только Бойцам взглянуть в чистые глаза предполагаемого противника, как они сразу поняли, что это существо шемобором быть не может. В итоге Шурик даже немного помог чешским коллегам — несмотря на то, что объяснялись они друг с другом преимущественно знаками. Но обо всём этом Шурик хотел рассказать шефу отдельно, после, и только наедине.
Когда смех затих, Даниил Юрьевич откашлялся и продолжал:
— Хорошо, что ты вернулся, Саша. Потому что мы для тебя уже дело придумали. Константин Петрович сейчас расскажет.
В присутствии мунгов второй ступени необязательно устанавливать защиту: она сама накрывает любое помещение, в котором они материализовались. Но коммерческий директор дерзновенно попытался проконтролировать ситуацию пуще, чем она того требовала — и тут же увяз в каком-то потустороннем киселе. Как будто одна секунда его жизни растянулась на целую минуту, а сил в слабом его и несовершенном теле хватало только на эту секунду.
Когда Кастор (а это наверняка был он) вернул наглецу свободу, ответственный Константин Петрович, чуть сбавив обороты, ввёл Шурика в курс дела, которым тому предстояло заняться.
Несколько лет назад одному человеку понадобилось собрать в школу своего сына. Человек этот был ответственным и любящим родителем, и долго не мог найти ранец, подходящий его ребёнку по всем параметрам. Так и не нашел — сам придумал и сделал то, что нужно. Вскоре все ученики в классе уже ходили с такими ранцами. А через полгода заботливый родитель открыл небольшое предприятие по пошиву ранцев. Даже грант получил, как молодой предприниматель, внедряющий прогрессивное и новое.
На радостях ранцев было пошито много, а спрос на них упал. Потому что ранец, конечно, это дело хорошее. Но не особо модное. А летом, когда все дети на каникулах, ранцев никто вообще покупать не хочет. И вот, как ни грустно, всё идёт к тому, что фирма очень скоро обанкротится. Но есть среди сотрудников — тех, что делают эти чудо-ранцы — один неравнодушный человек. Настолько неравнодушный, что желание во что бы то ни стало сохранить фирму, в которой ему, видимо, очень хорошо работается, стало для него самым главным и самым важным. И превратилось в обыкновенное выполнимое заветное желание.