Из головы не шел лежащий ничком на стальных листах мальчонка в серой простенькой курточке. И еще кровь, что бурым озерцом быстро расползалась вокруг трупа. Этот мальчик оказался непредвиденной неожиданностью, вторгшейся в тщательно разработанный план операции. Этот мальчик не имел никакого касательства ни к Билли Шорту, ни к Питу Смайли, ни к итальянским наркоторговцам, ни к их мексиканским конкурентам. Этот мальчик был сам по себе. И его убил он, Сержант. По ошибке. По воле слепого случая. И Сержант, может быть, впервые в жизни ощутил себя убийцей.
Автобус легко покрывал милю за милей, приближаясь к Лос-Анджелесу. Скоро далеко на горизонте, в мареве, подернутом багрянцем закатного солнца, показались первые небоскребы. Если бы Сержант был верующим, он бы постарался замолить свой нечаянный грех. Поставил бы свечку в русском православном храме – не поленился бы, сгонял в Сан-Франциско. Он бы каждый вечер бил земные поклоны суроволикому Николаю Угоднику – он помнил, что такая икона была у его бабки Шуры в Великом Устюге, у которой он в далеком детстве проводил летние каникулы.
Если бы…
Но Сержант не верил в бога. И в черта он тоже не верил. Он всегда верил лишь в свою удачу, в свои здоровенные кулаки да зоркие глаза. И никогда не спотыкался. А теперь вот споткнулся. Да так, что испытал неведомую до сих пор страшную непроходящую боль в душе. «А может, и впрямь старею? – подумал он горестно. – Может, пришла пора завязывать?»
Его мысли внезапно вернулись к Варягу. Он вспомнил, как полгода назад стоял на Скалистом пляже за валуном, поджидая Владислава, чтобы исполнить давно уже вынесенный ему приговор. И как дрогнуло что-то в его душе, и как отвел он руку с винтовкой и прострелил башку старому, мерзкому, подлому итальяшке Монтиссори. Пожалел старинного кореша, проглотив давнюю обиду и жажду мести. Нет, видать, подлая жизнь не дотла выжгла душу Степана Юрьева. Что-то человеческое в ней еще оставалось, теплилось. Вот и теперь, нещадно коря себя за смерть невинного мальчика, Сержант понимал, что дошел в этой проклятой жизни до точки.
Надо было что-то делать. Что-то менять.
* * *
Сержант выскочил из автобуса в душный лос-анджелесский вечер. В правой руке он крепко сжимал чемоданчик, где таился разобранный карабин. Взять бы этот чертов чемодан, да и зашвырнуть в первый попавшийся мусорный бак. Но ведь легче от этого не станет. Сержант махнул проезжающему мимо такси. Машина, мигнув поворотниками, остановилась. Он молча залез на заднее сиденье и, назвав район, уставился в окно, погрузившись в невеселые думы.
– Из наших, что ли? Из эмигрантов? – неожиданно по-русски спросил таксист.
Сержант удивленно повернулся.
– Угадал. На физиономии, что ли, написано?
– По глазам заметно, – продолжал улыбаться таксист. – У наших какой-то особенный взгляд.
– Какой же? – вяло поинтересовался Сержант, рассматривая регистрационную карточку водителя. Шевченко Эндрю. Андрей, что ли?
– У наших здесь всегда взгляд виноватый.
– С чего бы это? – хмыкнул Юрьев.
– А хрен его знает! – воскликнул таксист. – Такое впечатление, что русские здесь оказались не по делу. Потому и боятся, что их в любой момент вытурят. Вот и чувствуют себя виноватыми. Ты сам-то небось по гостевой визе въехал, потом связался с какой-нибудь брайтонской американской евреечкой с «зеленой картой». Пообвыкся, расписался с ней, а потом, когда все устаканилось, смылся сюда. Вот отчего у тебя взгляд виноватый. Ну что, угадал? – весело спросил таксист.
Сержант хмыкнул.
– Почти. Только я связался с хохлушкой.
Таксист захохотал.
– В мой огород камушек, земляк! А я тебе так скажу: мы, хохлы, тут лучше приживаемся, чем русские. Почти у каждого, кто сюда рвет из Украины, родственники найдутся в Канаде. Так они порой помогают. А русские тут чужие. То есть настоящие русские – а не представители многонационального советского народа, которых в Америке называют «русскими». Русским тут делать нечего. И бульбашам тут не жизнь. Разве что за самую грязную работу браться. Вот армяне да грузины – те себя находят!
– А ты что, сидишь за баранкой с большой радостью? – сдержанно возразил Сержант.
Таксист снова весело рассмеялся.
– Я в Харькове пять лет шоферил и тут сразу получил работу по специальности. – Таксист обернулся. – А сам-то работу имеешь? В России чем занимался? Давно тут?
Сержант ответил не сразу. Его снова одолели мрачные мысли. Скажи он этому говоруну, что в эмигрантах бродит уже лет двадцать, – тот не поверит. Да и с чего ему верить? Сержанту уже доводилось слышать, что, хоть он в Америке давно «свой», что-то неуловимо российское, если не сказать советское, в нем все равно угадывалось. Не вышиблось. Закостенело.
– Та-ак, случайными деньгами перебиваюсь… Мелкий ремонт помещений. Года три уже.
Машина резко затормозила, взвизгнули шины.
– Приехали! – Эндрю Шевченко высунул голову из окошка и пробежал взглядом по фасаду дома.
– Подрули к тому кабаку, – распорядился Юрьев, указав на итальянский ресторанчик. Надо указать этому говорону его место.
Кивнув, таксист проехал еще несколько метров.
– Я только не пойму, неужели на мелком ремонте помещений можно себе такой домище купить, да еще в таком шикарном квартале? – уважительно сказал таксист.
Сержант протянул таксисту две двадцатки.
– Ты же знаешь, что Америка – страна больших возможностей, – хмыкнул Сержант. – А если еще хорошую специальность имеешь, то можно отстроить виллу даже в Голливуде. Учись, студент! – И, прежде чем хлопнуть дверцей, добавил: – Русские здесь тоже могут неплохо устроиться, если, конечно, с головой дружат.
Он махнул отъехавшему Эндрю Шевченко.
«Ишь ты, сучонок, по взгляду меня вычислил. Что же во взгляде появилось такое виноватое?» Он зашагал к своему дому, до которого предусмотрительно не доехал на такси метров восемьсот: мало ли что.
* * *
«Интересно, Лидка дома или опять шляется где-то?» – раздраженно подумал Сержант, вдавливая звонок входной двери.
Через пару минут далеко за дверью послышалось шарканье.
– Иду! – раздался звонкий девичий голос.
«Дома красотка!» – удовлетворенно подумал Сержант.
Лидия открыла дверь и пропустила своего не вполне законного мужа в гостиную.
– Ну что, Леша, все хорошо? – ласково пропела она.
Лида знала его как Алексея Пирогова. А разубеждать не имело смысла.
– Я же дома, значит, все отлично, детка, – бросил Сержант.
Юрьев быстро прошел по коридору к себе в комнату, открыл стенной шкаф и поставил чемодан в дальний угол. Лида неслышно вошла следом.
– Хочешь принять душ?