Всмотревшись в направлении выстрелов, Нефедов сумел разглядеть неясные перебегающие тени – это не были Галины псы. «Значит… – мелькнула догадка, – значит, собаки уже мертвы!» Игорю сделалось жутко.
– Ты будешь стрелять или нет?! – Марыська в отчаянии дергала его за рукав.
– Буду! – заорал Нефедов, вскидывая пистолет. – Буду!.. Буду!.. Буду!..
– Папа ворочается, как слон!
– И кричит: «Буду, буду!»
– Пощекочи его хорошенько…
Надя и Катя тыкали его пальчиками под ребра, и даже с некоторым ожесточением. На самом деле спать им помешал не Игорь, а украинка Галка. Это она, похмельно вздыхая, с тряпкой в руке перемещалась по комнате тяжелым крестьянским шагом. Кажется, Галка обозначала какую-то хозяйственную деятельность: с одних предметов она вытирала пыль, другие переставляла с места на место. Споткнувшись о бар на колесиках, Галка едва на него не села. Бар загремел всем своим содержимым, украинка испуганно выбранилась – и тогда-то Надя с Катей проснулись.
Больше Игоря щекотать не требовалось.
– Привет! – пропел он, потягиваясь. – Мне тут такое снилось…
Надя и Катя хлопали на него размазанными глазами.
– Доброго ранку, – буркнула украинка и, застеснявшись чего-то, опять чуть не села на бар.
– Галка! И ты здесь… А где остальной народ?
– Сплять уси…
Совсем смешавшись, Галка с топотом вышла из комнаты.
Однако она ошибалась – в разных углах дома «народ» подавал уже признаки жизни.
– Баба, где ты?.. Мы есть хотим! – баритонил откуда-то Галя.
– Тяпнула вчера баба, – отвечал ему Толин голос. – Ты сам ей коньяк наливал.
– Эй, Галка! – соединившись, заорали вдруг оба голоса. – Ползаешь с утра, как муха!
Призывы эти возымели действие: некоторое время спустя в доме запахло кофе и чем-то жареным.
Пошатываясь со сна и зевая, вчерашние боевые товарищи снова сбредались в столовую. Ночь прошла без потерь; Шерсть с Марыськой, Нефедовы, хохлы и хозяин дома – к завтраку гарнизон явился в полном составе. Видок у всех – с неуложенными головами, с помятыми лицами – был непарадный. Но зато с их лиц исчезло тревожное выражение – друзья заспали свои ночные страхи и смотрели с утра умеренными оптимистами. На завтрак была яичница. В окнах столовой играло солнышко и поглядывало, как украинка Галка выкладывает на тарелки его ярко-желтых деток.
Накануне все, кроме Толиной жинки, проявили сдержанность по части спиртного. Поэтому, чтобы почувствовать бодрую ясность мысли, им хватило с утра выпить по чашечке кофе. Без пустопорожнего галдежа в деловом ключе товарищи обсудили свои дальнейшие планы. Все понимали, что наступило время переходить от обороны к активным действиям. Рукопись Почечуева любой ценой надлежало доставить в музей и сдать под охрану государства.
– Не об чем больше базарить, – объявил Галя. – Хватаем наш артефакт, и айда на прорыв!
– Только все вместе, – уточнил Хохол, – чтобы, значит, толпой.
– Правильно, – подхватил Ксюха. – Дунем на двух машинах.
– И пусть эти немцы догадываются, в которой машине рукопись!
Сборы были недолгими, но с небольшой заминкой. Надя потребовала, чтобы мужчины оставили дома оружие.
– С гранатой в музей вас не пустят, – твердо сказала она. – Я не пущу.
В ней чем дальше, тем больше сказывался главный хранитель. Рюкзачок с почечуевской рукописью она сняла с Кати и надела себе на плечи.
Когда наконец все уселись в машины, Галка нажатием тайной кнопки откатила ворота. Напутствуемый собачьим лаем, кортеж выкатился на улицу… и, что называется, взял с места в карьер. Скорость должна была обеспечивать безопасность, но сама по себе пугала, особенно Надю с Катей. Темп задавал головной Ксюхин спортивный автомобиль. Несмотря на грозящий ему «кирдык», он бежал очень резво, хотя сильно дымил на ходу и слишком болтал глушителем. Но, к счастью, весь путь в Почечуево они проделали без происшествий. Минут через десять отчаянной гонки обе машины припарковались у входа рядом с музейским служебным автобусом.
Пазик был еще теплый. Пятью минутами раньше он привез сотрудников, самые интеллигентные из которых еще расшаркивались у калитки, соревнуясь в учтивости. Одним из последних входил и Кронфельд, но не от избытка вежливости, а по причине обыкновенной старческой медлительности. Он вообще везде и всюду давно привык быть последним, а потому очень удивился, когда сзади на него налетели какие-то люди и буквально втолкнули его в калитку.
– Что происходит? – Кронфельд взвизгнул, как от щекотки (с возрастом голос его стал тоньше).
Он обернулся, готовый к отпору… но сразу же успокоился – в компании неизвестных Кронфельд увидел Нефедову.
– Вы-то мне и нужны, – сказала она. – По очень важному делу.
Надя взяла его под руку и направила на дорожку, ведущую к фондохранилищу.
– Какие с утра дела… – недоуменно бормотал Кронфельд. – Я даже не пил еще чай.
Правду сказать, к нему давно уже не обращались по делу – ни до чая, ни после. В месяц раз дремал он на ученом совете, но и там в нем не было никакой надобности. Сейчас ему в голову приходило единственное, хотя и нелепое, предположение: Нефедова, решил он, где-то всю ночь гуляла. В компании посторонних господ она явилась, чтобы продолжить «банкет» на рабочем месте, а его, Кронфельда, намеревается угостить. Если «дело» было такого рода, то он, конечно, не возражал.
Мысль о том, что ему удастся сэкономить собственные бутерброды, грела Кронфельда вплоть до того момента, когда в кабинете хранителя вместо вина и снеди на стол легла толстая книга.
– Что это? – разочарованно спросил Кронфельд.
– «Провозвестие» Почечуева! – торжественно объявила Нефедова. – Автограф. Подлинник.
– Вы пьяны? – он улыбнулся растерянно.
– Откройте и убедитесь сами.
Шли секунды, закуска не появлялась, Кронфельд заволновался всерьез. Он беспокойно озирался на обступивших его людей, а те понуждали его уже на несколько голосов:
– Раскройте же рукопись!.. Убедитесь!..
Кронфельд попробовал возмутиться:
– Что за комедию вы ломаете?.. Надежда Николаевна, вам не к лицу эти шутки!
– Вы только взгляните, чего вам стоит, – она протягивала ему рукопись.
Его охватила паника.
– Пустите меня! – взвизгнул Кронфельд и рванулся к выходу, но путь ему преградили:
– Струсили, господин ученый?
Кронфельд охнул и сник. Дрожащей рукой он схватился за грудь.
– Ему плохо? – испугался Нефедов.