— И деда заодно выжали как лимон, — усмехнулась Ирина Николаевна. — Сноха замучилась к вам бегать. Помню-помню!
— Нет, еще забесплатно прикажете так мучиться! — Маргарита Семеновна всплеснула руками. — И потом я за это время двух человек на койке пролечила бы. Это же надо учитывать!
Ирина Николаевна ничего не ответила. Довжик приободрилась и решила закрепить успех:
— А как вы сами не любите всей этой бодяги, Ирина Николаевна!
— Той бодяги, которая бывает потом, я не люблю еще больше! — нахмурилась заведующая отделением. — Вы же знаете мой принцип — концы в воду надо прятать так, чтобы они не всплывали… некстати. Скажите, Маргарита Семеновна, а как я вам подписала выписку с такими анализами? Или вы расписались и за себя, и за меня…
— Как вы могли такое подумать! — Довжик в ужасе замахала руками. — Чтобы я подделывала вашу подпись! Да никогда в жизни! Я же не уголовница какая-нибудь! Все было проще — позвонила в лабораторию и попросила девочек написать пристойные анализы…
Практика написания «липовых» результатов родилась задолго до создания НИИ кардиологии и кардиохирургии имени академика Ланга и, скорее всего, будет существовать вечно. Кому-то надо ухудшить состояние, кому-то, наоборот, улучшить. Как отказать ближнему своему, если ему надо? Ведь завтра и тебе может что-то понадобиться, и тогда…
«Липовые» анализы ужасно раздражали администрацию института. С «липовыми» анализами боролись. Однажды даже сам Зевс снизошел с Олимпа, чтобы метнуть молнии в строптивых… то есть сам Всеволод Ревмирович почтил своим присутствием утреннюю конференцию и не только высказал свое сиятельное недовольство, но и даже соизволил постучать кулаком по столу, что означало крайнюю степень негодования. Если кто-то (например — сам директор) думал, что это поможет, то очень заблуждался. Как анализы высасывались из пальца, так они и продолжают высасываться. Это жизнь, а жизнь всегда возьмет свое, как бы ей ни препятствовали. Фальсифицируются не только результаты анализов, но и данные всех обследований, разница только в цене вопроса.
— Ясно — понятно… — больше вопросов у Ирины Николаевны не было. — Барчукова выписалась, в поликлинике…
— Или при очередной госпитализации…
— Не суть важно. Важно, что кто-то, родственники или коллеги, нажаловались на нас, и теперь мне придется расхлебывать вашу кашу.
— Нашу кашу, — многозначительно уточнила Довжик.
— Вашу кашу, — повторила Ирина Николаевна. — Я же ни сном, ни духом…
— Можно? — в кабинет заглянула старшая медсестра.
— Нужно! — ответила заведующая отделением. — Давайте-ка посмотрим…
Беглое изучение истории болезни гражданки Барчуковой Лидии Георгиевны показало, что история оформлена великолепно. Ни сучка, ни задоринки, ни, как говорил Микешин, «зацепочки для придирочки». Писать Маргарита Семеновна умела и концы с концами сводила куда лучше, чем прятала их в воду. Хотя в глубине души Ирина Николаевна понимала, что такие концы лучше и не спрятать, разве что только вместе с самой Барчуковой, но это уж чересчур. Не каморра, чай, неаполитанская…
— Что ж, сказав «а», надо сказать и «б». — Ирина Николаевна вырвала из сшитой степлером стопки два листа и протянула их Маргарите Семеновне.
— Вы думаете, что Валерия Кирилловна полезет в журналы? — удивилась та, беря листы. — Навряд ли…
В лаборатории среди дюжины различных журналов (какое же уважающее себя медицинское подразделение не ведет кучу разнообразной документации?) имелся и журнал регистрации анализов и их результатов, куда вручную, несмотря на то что на дворе стоял двадцать первый век и результаты распечатывал компьютер, записывались данные. А как иначе, ведь журнал в принтер не запихнуть?
В журнал списывались реальные данные, «липу» туда не вносили или вносили, но по отдельной просьбе. Если при «раскопках» выяснится, что результаты анализов, вклеенные в историю болезни, не совпадают с данными из журнала, то будут сделаны соответствующие выводы со всеми вытекающими последствиями.
— Валерия Кирилловна, может, и не полезет, а прокурор точно полезет, — ответила Ирина Николаевна. — Проконтролируйте, пожалуйста, чтобы не было явных помарок. Лучше всего заменить листы целиком.
— Станут они из-за одного несчастного анализа переписывать целый лист!
— Маргарита Семеновна, мне кажется, что вас не надо учить договариваться с людьми. Если хорошо попросите, они вам не то что лист, а весь журнал перепишут.
— Приложу все усилия, Ирина Николаевна.
Довжик встала, свернула листы вчетверо, убрала их в карман халата и вышла из кабинета.
— Валерия Кирилловна еще не звонила? — спросила старшая медсестра.
Заведующая отделением отрицательно покачала головой.
— Значит — что-то серьезное, раз сразу не позвонила.
— Не каркай, Алла, и без тебя тошно! — Ирина Николаевна не любила плохих прогнозов и предсказаний. — Может, Кирилловна чем-то занята.
— Может, и так. Полина сказала, что кроме нашей еще девять историй ей отправили. По одной из разных отделений.
— Ну вот видишь — девять историй плюс наша десятая. Просто руки еще не дошли…
Руки у заместителя главного врача по лечебной работе не дошли до отделения интервенционной аритмологии до конца дня. Уходя с работы, Ирина Николаевна подумала, что дело и впрямь принимает не лучший оборот. Обычно Валерия Кирилловна была скора на расправу. Получит жалобу, посмотрит историю и сразу же зовет перед свои светлые очи. На такие случаи у нее и присказка соответствующая имелась: «Чего тянуть с хорошим делом?» И верно — не стоит тянуть, так и забыть можно, закрутиться-завертеться.
На следующий день про Барчукову тоже никто не вспомнил. Мучимая неопределенностью, а еще больше — любопытством, Довжик не выдержала и позвонила домой к своей бывшей пациентке, благо телефонный номер был указан на первой странице истории болезни, то есть на первой странице снятой копии. Немного изменила голос, стараясь говорить басовито, представилась медсестрой из поликлиники и поинтересовалась номером пенсионного удостоверения (какая разница, с чего начинать разговор?). Номер ей узнать не удалось, потому что пенсионное свидетельство вместе с самой Барчуковой находилось в Белгороде.
— Там брат мой старший живет, у него дом собственный со всеми удобствами, просторно, у мамы отдельная комната, да и воздух там чистый и климат мягче, — сбивчиво тараторила дочь, словно оправдываясь в чем-то, — а то она здесь совсем расклеилась. Опять же — моторчик ей поставили, за сердце можно быть спокойным…
— Моторчик у Карлсона, а у вашей мамы кардиостимулятор, — строго поправила Довжик и, не прощаясь, дала отбой, потому что продолжать разговор не было смысла.
В ординаторской были все врачи, включая и заведующую отделением, и все были в курсе происходящего, поэтому Довжик без предисловий сказала: