Ферапонтов кивнул еще раз.
— Не обещаю, Олег Борисович, но, возможно, мне удастся включить вас в клиническое исследование по брадиаритмиям. Это совершенно бесплатно, но очень приятно, потому что в течение двух лет вы сможете наблюдаться на кафедре, а это, согласитесь, куда лучше, чем амбулаторное наблюдение по месту жительства.
Ферапонтов — рентгенолог и вряд ли что-то смыслит в клинических исследованиях, то есть вряд ли знаком с подоплекой большинства из них. Да не знаком, по лицу видно, вон как обрадовался. А за каждого «профильного» пациента кафедры платят бонус лечащему врачу. Это закономерно — ведь пациента, участвующего в клиническом исследовании, вести гораздо труднее.
Проговорив назначения, Моршанцев отпустил Ферапонтова в палату. Очень вовремя отпустил, потому что не прошло и минуты, как вернулся Капанадзе. Раскрасневшийся, весь какой-то взъерошенный, лохматые брови сдвинуты на переносице, левая щека едва заметно подрагивает.
— У нас есть такое ругательство: «маймуни виришвили», — начал он, расхаживая взад-вперед по ординаторской и то и дело хватаясь за голову, точно не давая ей соскочить с плеч. — Это означает «обезьяна — ишачий сын»! То есть не просто «обезьяна» и не просто «ишачий сын», а вот именно так, как сказано!
— Усиление эффекта.
— Да, усиление. Потому что про нашего нового невропатолога по-другому не скажешь…
Новый консультант-невропатолог и впрямь был далеко не лучшим врачом.
— Я пишу, что у больного боли в спине постоянного характера, иррадирующие в обе руки и усиливающиеся при движениях. Пишу, что кардиограмма без динамики, пишу «эхо», пишу, что пальпация грудного отдела позвоночника по остистым отросткам болезненна… Все пишу! Я и лечение назначить могу, мне этот невропатолог нужен только для того, чтобы страховая не придиралась…
Страховые компании ищут в историях болезни дефекты, позволяющие им оплачивать лечение не полностью. Закономерно — каждому своя копейка дорога. Если неврологический диагноз не подтвержден невропатологом и лечение не назначено им же — это косяк, за который непременно даст по ушам заместитель директора по лечебной работе. Под настроение можно не только без премии остаться, но и строгий выговор с занесением в личное дело получить.
— Отари, сядь, пожалуйста, — попросил Моршанцев. — Голова кружится…
Капанадзе плюхнулся на диван и продолжил:
— А этот кретин приходит и пишет: «данных за неврологическую патологию нет»! Как тебе это нравится?! Я сначала попробовал ему объяснить, но смотрю — не понимает. Тогда я вежливо говорю: «Уважаемый Игорь Филиппович, нельзя ли, чтобы к нам ходил другой консультант?» А то с вами, говорю, общего языка найти невозможно! Он разворачивается и молча уходит. Прямо к Субботиной. Наговаривает ей там с три, нет — с десять коробов, она заводится, вызывает меня и начинает орать: «Что вы себе позволяете?! Как вы смете выгонять врача?! Разве вы его принимали на работу?! А вы вообще знаете, чей он сын?!»…
— Чей же? — заинтересовался Моршанцев.
— Я так и не узнал! Очень мне надо знать, чей он сын! Маймуни виришвили, я уже сказал! Если кто-то думает, что о Капанадзе можно ноги вытирать, то он очень ошибается! Я требую к себе уважения!
— Все ясно, — улыбнулся Моршанцев. — Первые полчаса вы развлекались тем, что состязались в громкости ора. А чем все закончилось?
— Тем, что с завтрашнего дня к нам будет ходить Аида Генриховна. Она хоть и пенсионерка, но голова у нее светлая, дай бог каждому, и диагнозы она ставит правильно.
— А этого?
— А этому дадут другие отделения! Потом от него и там откажутся…
— А может, и не откажутся.
— Мне все равно. Я против него лично ничего не имею, хоть он повел себя не по-мужски. Я просто хочу, чтобы моих больных консультировал кто-то другой.
— Как ты сказал? — Моршанцев оторвал от стопки листочек для записей. — Маймуни виришвили? Надо записать, хорошее выражение.
— Имей в виду — это очень плохое выражение, — серьезно предупредил Капанадзе. — За него в лучшем случае морду бьют.
— А в худшем?
— Голову отрезают, — так же серьезно ответил Капанадзе.
— А у вас есть такие ругательства, за которые не бьют морду? Вот если я недоволен тем, что ты делаешь, как я могу это выразить, чтобы остаться в живых и с целой мордой?
— Так и выражай, скажи: «Отари, ты вот в этом неправ». Это нормально. А если сказать: «Ишачий сын, мать твою за ногу, что ты делаешь?» — то конструктивного разговора не получится. Так что лучше наши ругательства не запоминай, тебе своих, что ли, не хватает?..
Оформление истории болезни Ферапонтова заняло четверть часа. Отдав историю дежурной медсестре, Моршанцев направился в кабинет заведующей отделением.
Ирина Николаевна сидела за столом и листала ежедневник, не иначе как составляла план на завтрашний день. Она привычно улыбнулась Моршанцеву и сказала.
— Я через полчаса ухожу. Ты со мной?
— Да, — ответил Моршанцев.
Им до сих пор удавалось сохранить свои отношения в тайне от сотрудников института. Это было довольно несложно, разумеется — в том случае, если строго придерживаться установленных правил. Никаких знаков внимания на работе, уходить порознь и приходить порознь, на корпоративных празднествах держаться подальше друг от друга. Пока работало безотказно. «Ты со мной» означало, что Ирина Николаевна подберет Моршанцева, у которого все никак не получалось обзавестись своим автомобилем, в двух остановках от института, причем не на оживленной трассе, по которой ездят все сотрудники, а в тихом переулке. Конспирация так конспирация. Только в самый первый раз, когда между ними не было никаких отношений, заведующая отделением усадила Моршанцева в свою машину прямо на территории института и довезла до метро. Но это была чистой воды любезность, и ничего кроме любезности.
Проблема с автомобилем заключалась не в деньгах, а в самом Моршанцеве. Сначала он копил на подержанную, но не убитую иномарку. Когда собралась необходимая сумма, ему сразу же захотелось машину получше — новую и повыше классом. И так несколько раз. «Приценивайся к „Порше“, чего там!» — подзуживала Ирина, но так высоко запросы Моршанцева не задирались, во всяком случае пока. Покупать автомобиль в кредит было нецелесообразно и неправильно. Моршанцев не хотел растягивать платежи надолго, а вносить ежемесячно в банк сумму, значительно превышающую указанную в справке заработную плату, было опасно, а ну как кто-то ушлый обратит внимание. Береженого бог бережет, небереженого конвой стережет. Как-то так.
— У меня новенький в седьмой палате. Наш коллега, отставной рентгенолог, Ферапонтов Олег Борисович. Перспективный.
— Вроде как перспективный или точно перспективный? — уточнила Ирина Николаевна.
— Судя по всему — точно. Надеюсь, что завтра удастся пообщаться с его женой или кем-то из детей.