Но мало заявить, что, дескать, твоя кафедра занимается тем-то и тем-то. Надо еще сделать так, чтобы были реальные возможности проводить эти исследования, а для этого необходимо уметь дружить с множеством полезных людей – начиная от собственного ректора и заканчивая администрацией стационаров, в которых базируется кафедра. А кроме того – обеспечить приток заказов и, разумеется, оплаты за их выполнение.
Со всеми этими задачами Аркадий Рудольфович Лунц справлялся превосходно. Он был из тех, про которых уважительно говорят «золотая голова» и цокают при этом языком. Владимиру Михайловичу под Лунцем работалось в общем-то спокойно и доходно, но... Все-таки было одно «но», вернее, даже два. Во-первых, Аркадий Рудольфович обожал загребать жар чужими руками и беззастенчиво спихивал на подчиненных (и в первую очередь – на своего друга и однокашника Владимира Михайловича Званского) всю «гниль», могущую обернуться какимилибо неприятностями. Владимир Михайлович давно усвоил: если за день до подписания какого-нибудь договора Аркаша внезапно заболевает и передает свои полномочия ему, то следует держать ухо востро. А если Аркаша отдельным приказом возлагает на тебя ответственность за что-то – то надо готовиться к худшему. И вообще – просто так шеф не выпускает из своих рук ничего – ни денег ни полномочий.
Хотя того, что перепадало Владимиру Михайловичу, с лихвой хватало на безбедную жизнь, он привык сравнивать свое положение с положением тех, кто селился у подножия вулкана. С одной стороны – плодородная почва давала богатый урожай, а с другой – нет-нет и щекотало в душе – а ну как накроет?
Ну а во-вторых, мальчику из московской профессорской семьи никак не удавалось смириться с тем, что Аркаша Лунц, приехавший в столицу из (страшно представить!) узбекского города Самарканда – настолько древнего, насколько и захолустного, обскакал его по всем статьям. И как обскакал – цинично и подло. Отбил почти уже состоявшуюся невесту – дочь замминистра здравоохранения, увел из-под самого носа место в аспирантуре, да еще и позволял себе замечания в стиле: «Ну что ты дуешься, Вова? Побеждает сильнейший – это закон!»
«Побеждает бессовестнейший – вот твой закон», – все время хотел возразить Владимир Михайлович, но сдерживался. Сдерживался не без выгоды для себя. Чего скрывать – в профессора он вылез, образно говоря, уцепившись за Аркашу. Без него бы не смог – ушел, по примеру многих, торговать тряпками или стройматериалами.
«Это все херня, – заявлял Аркаша, узнав о том, что еще один из их приятелей оставил науку и обзавелся своим бизнесом. – Всех этих хозяйчиков скоро задавит конкуренция, а мы тем временем выйдем в люди».
И не обманул – сам вышел и кое-кому из близких друзей помог. Не из человеколюбивого бескорыстия, а по расчету – «выращивал» верных людей, которым можно свинью подложить, а они еще и спасибо скажут.
Вот и сегодня – пригласил Владимира Михайловича к себе в кабинет, угостил коньячком, минут пять повспоминал прошлое, даже пустил крокодилью слезу («Ах время, время! Куда ты летишь?»), а потом взял за жабры.
– Тебе сейчас стоит отложить все вялотекущие дела и сосредоточиться на нашем новом проекте.
– Каком именно? – Владимир Михайлович понял, что разговор перешел в деловое русло, и отставил бокал, на дне которого еще плескался коньяк, в сторону. Делу – время, потехе – час.
– Пракаш сделал одно интересное предложение о сотрудничестве, – ответил Аркадий Рудольфович и свой коньяк допил залпом.
«Был ты провинциальным пеньком – им и остался», – констатировал Владимир Михайлович.
С бомбейским бизнесменом Пракашем Кадамом их кафедра сотрудничала не первый год. Пракаш время от времени заказывал исследования того или иного препарата собственного производства, а если говорить без обиняков – раскрутку и продвижение с научной точки зрения. Вне зависимости от истинных результатов исследований заключения неизменно выходили самыми что ни на есть лестными.
– Качество препарата прямо пропорционально суммам, вложенным в его апробацию, – говорил циник Лунц.
По принятым правилам всем, кто непосредственно проводит те или иные исследования, не полагается знать о результатах, полученных их коллегами и соратниками. Делается это для чистоты эксперимента, чтобы не было заимствований и искажений. Но кроме того сие удобное правило позволяет руководителю исследования без проблем фальсифицировать нужные результаты, манипулируя истинными показателями как заблагорассудится.
– Пракаш синтезировал какой-то новый антиаритмический препарат на основе вернадикамина...
– Пракаш изготовил жалкое подобие вернадикамина и теперь хочет, чтобы мы снабдили это дерьмо красивым фантиком, – поправил Владимир Михайлович, считавший, что в разговоре с глазу на глаз следует называть вещи своими именами.
– Он клянется, что на сей раз это настоящий прорыв в фармакологии, упоминал какого-то гения, которого он переманил к себе из Гамбурга, и вообще наш общий друг полон самых радужных надежд.
– Храни меня Бог от таких друзей, а от врагов я сам как-нибудь избавлюсь, – без примеси ложного пафоса заметил Владимир Михайлович.
На второй год сотрудничества Пракаш сделал красивый жест – пригласил кафедральную верхушку Аркадия Рудольфовича с его «кафедральной женой» ассистентом Беликовой и «примкнувшего к ним» Владимира Михайловича, которому по статусу партнерши не полагалось, в двухнедельный тур по Индии. Разумеется – с трехдневным пребыванием в Бомбее, который Владимир Михайлович все никак не мог привыкнуть называть по-новому Мумбаем, и посещением суперсовременной фабрики фирмы «Пракаш Кадам Фармацевтикал Индастри».
«Фармацевтикал Индастри» оказалась убогим и обшарпанным одноэтажным домом с единственным водопроводным краном, находившимся во дворе. В «производственных» помещениях прямо на земляном полу (правда, надо отдать должное – чистом земляном полу) сидели полуголые люди и производили продукцию. Смешивали, разливали, паковали... В лаборатории, которой, судя по выражению лица, Пракаш очень гордился, самым крутым и современным прибором был видеомагнитофон. Зачем он там был нужен в отсутствие телевизора, Владимир Михайлович так и не понял, но шепнул на ухо шефу:
– Такое впечатление, что они собрали сюда все, что было под рукой. и теперь втирают нам очки – вот, мол, наша лаборатория.
– Что ты хочешь? – хмыкнул шеф. – Кругом одни понты, как и у нас.
И на такое, с позволения сказать, фармацевтическое производство придет работать ученый из Европы, да еще и гений? Пусть Пракаш рассказывает эти сказки своим детям.
– Пракаш готов раскошелиться. Он хочет большое представительное исследование, результаты которого помогут ему протолкнуть препарат не только к нам, но и в Европу.
– А в Штаты? – сыронизировал Владимир Михайлович.
– Почему бы и нет? – Заведующий пожал толстыми плечами. – Со временем... Короче – речь идет о полугодовом исследовании, в котором должно участвовать не менее двухсот человек. Это первый этап.
– Чего? – не поверил своим ушам Владимир Михайлович.