— Фантазер!.. Неужели это возможно?
— Конечно, возможно!
— Я никогда не путешествовала на машине, — призналась она.
— Разработаем такой маршрут, что только пальчики оближешь! Мы прокатимся по Украине, заедем в Киев, объездим весь Крым…
— Между прочим, я не была в Бахчисарае. Из-за ненависти к коллективным экскурсиям.
— Значит, в Бахчисарай поедем в первую очередь!
— Иногда я смотрю на тебя и думаю: может быть, ты принц из сказки?
— Ну что ты! — запротестовал Игорь, подделываясь под ее тон. — Я такой, как и все, нас таких миллионы! Простых, советских…
— Боже мой! Как же я всех вас люблю! — вскричала Наденька, с глубоким чувством сжимая руки на груди. — Только не забудь затормозить, мы уже приехали, — добавила она несколько более будничным тоном.
Он остановил машину. Ее дом был метрах в двухстах на другой стороне Ленинградского шоссе. Едва взглянув на бессмысленный для постороннего глаза пасьянс окон, она предсказала:
— Мама не спит. Будет крик, шум и запах валерьянки! — Стремительно чмокнула его в щеку: — Бегу!
— Значит, завтра утром, до занятий, — удерживал он ее за руку. — Жду, Надюш. Квартиру помнишь? Ну вот видишь! А как бы нашла? — Двадцать восьмая.
— Двадцать восьмая. Хорошо. Да, духи! — она схватила флакон, лежавший на сидении, сунула в сумку с книгами. — Спасибо огромное!., и за Бахчисарай тоже. Я ведь поверила.
— Правильно сделала!
— Я пораньше приду, — пообещала она, открывая дверцу. — Чтобы вместе доспать… Мне почему-то страшно хочется поспать у тебя на плече.
— На «поспать» не очень надейся! — засмеялся он.
— Ух ты, ненасытное создание! Тебе мало сегодняшнего?.. Ну привет! — она весело хлопнула дверцей.
— Спокойной ночи! Пока!
«Ты еще увидишь, на что я утром буду способен», — подумал он, махая ей рукой на прощание.
Чудесная перспектива, друзья! Лежишь себе утром, румяный и сонный, и чувствуешь, замирая, как сладкая кровь ровно пульсирует в отдохнувшем, окрепшем теле, и вот Наденька, сбросив одежду и на секунду зардевшись, забирается к тебе под одеяло, шаловливая, ласковая, полная любви…
В супружеское ложе!
Да ну, предрассудки!
ПРЕДРАССУДКИ!
И пошла Танька к черту!..
Он стал разгонять свой «жигулек», сосредоточенно твердя про себя: «Предрассудки-предрассудки-предрассудки-ссудки-пред-пред-рассудки, — пока слово не растеряло зерна первоначального смысла и не предстало скоплением разновеликих букв, над которыми господствовало сдвоенное „С“. — До разворота здесь далеко; неудобство всех выездных автострад; в Америке, говорят, ошибешься и будешь ехать пятьдесят — сто километров КАНАДА не свернешь… судки, предрассудки»… Отчаянный визг тормозов, там, сзади тебя. Так. Что это? Визг тормозов и: раз — медленно — два — медленно — три… четы… — удар. Сбили кого-то… сбили… кого-то… вдруг внутри похолодело сжалось не может быть ерунда похолодело сжалось теперь визжали его розовые воспаленные алые тормоза он бросил: Наденька! — маши… Нет! — ну на обочину выскочил, инстинкт не сработал: не захватил ключей. Наденька! — выскочил из машины, болтались ключики… и в голосе сидели занозой последние сдвоенные ССССССС.
Поперек той части шоссе, что вела к центру города, стояла бледно-зеленая «Волга» — такси, а там дальше, поближе к обочине при рассеянном свете фонарей: легкий туман — он увидел большой светло-серый комок…
Были секунды всеобщего оцепенения. Ни из «Волги», ни из двух машин, которые одновременно буквально уперлись в нее, ни откуда-нибудь еще — никто (ни единая душа!) не бежал. Все замерло, остолбенело, мир застыл — и только когда вдруг пулей в лошадиный рост величиной полетел к человеческому комку какой-то мужчина, в переливчатом вишнево-зеленом-зелено-вишневом плаще, первый очухавшийся, — все разом пришло в движение. Распахнулись дверцы машин. Игорь рванулся!
Вокруг Наденьки хлопотал мужчина в плаще. Игорь оттолкнул: не трожь! С размаху хлопнулся на колени… Надька, Надька!.. — залопотал: его лицо — перекошенное — было страшно от горя, страдания. Она лежала на животе, с неловко подвернутой рукой, лицом уткнувшись в мокрую мостовую. Плащ, и платье, и комбинация сбились к талии, виднелись голубые трусики под рваными колготками… Стесняясь посторонних, стал одергивать ей одежду. Одернул. А мужчина, переливчатый, опереточный, рядом, на корточках, пытался перевернуть ее, и отвалилось, открывшись, лицо: щека одна грязная и вся окровавленная, с содранной кожей, подбородок столкнут на сторону, кровь из носа сочилась; а голова как-то странно болталась на шее, словно на одной только коже держалась. «Надька!» — прохрипел Игорь. Жесточайший спазм перехватил горло. «Переливчатый» ощупывал ее, барахтаясь возле.
Надо было спешить. Могли прийти люди и ее захватить. Если Наденьку увезти домой, положить на диван, обмыть лицо и забинтовать шею, чтобы не болталась голова, чтобы укрепить голову — нужен гипс! — то еще ее можно спасти. Надеяться не на кого, «переливчатый» тоже доверия не внушает, он чужой, лишний… Надо только так, чтобы никто не заметил, скрыться, отползти к машине или — лучше! — схватить ее на руки и бежать; я добегу, она легонькая. Только сразу бежать.
Осторожно он подсунул руку под спину Наденьки. Изо рта ее послышались какие-то булькающие звуки… Ничего-ничего, подожди, я сейчас… знаю, что больно.
— Умерла сразу, — ляпнул «переливчатый», перестав ее ощупывать.
Ну и пусть так думают, пусть; значит, сейчас все уйдут, не будут нам мешать; мы сами сейчас уедем…
Наверху черная туша таксиста металась в хрипоте, заговаривалась, захлебывалась, а «переливчатый» схватил ее, вцепился в загривок…
— Что ж ты, братец, наделал?
Толпа стремительно росла, несмотря на поздний час. Из ближайших домов бежали, звали с собой соседей, спрыгивали с балконов, троллейбус остановился — и из него бежали; водитель первым бежал, из машин бежали… Игорь увидел лес ног: брюки, чулки, подолы платьев, пальто… не успел!., туфли, боты, ботинки в грязи… не успел!
— Вызывайте «скорую»!
— Побежали звонить.
— Кого задавило?
— Сейчас приедет.
Сквозь толпу пробивался случайный орудовец, ехавший себе на мотоцикле с коляской.
— «Скорую» вызвали? — спросил деловито.
— И в милицию тоже позвонили, — ответили с готовностью.
— Ей уже ничего не поможет, — авторитетно заявил «переливчатый», поднимаясь во весь рост с корточек. Игорь машинально поднялся вслед за ним.
— Вы врач? — спросил милиционер.
— Я биолог, — ответил тот с достоинством.
— Понятно… — неопределенно произнес милиционер. Игорь тронул биолога за рукав.
— Ее нужно унести, — шепнул он доверительно.