– Да все вы мне детки! – примирительно сказал Акимуд. – Ну, что ты споришь со мной? Вот смотри – видишь во дворе машину? Смотри внимательно.
Внедорожник стал таять и превратился в лужу.
– Ну, вот…
– Это фокус! Никакое это не чудо! – заявила встревоженно Лизавета.
– А теперь…
Лужа превратилась в автомобиль, который при этом засигналил изо всех сил.
– Гипноз! – пожала плечами Лизавета.
– Ну, хорошо… Смотри на меня!
Акимуд у нас на глазах превратился в Христа. Христос – в стиле Караваджо – с резким светоделением – сидел на стуле и молча смотрел на нас.
– Я принес вам, друзья, не щит, но меч! – Он вдруг заговорил.
– Врешь! – вырвалось у Лизаветы. – Какой такой щит!
– Это один из возможных вариантов, – согласился Христос.
– Господи! – ахнула Лизавета.
– Я не люблю чудеса, – признался Акимуд, приобретая свои собственные черты. – Это – тяжелая артиллерия. И потом, непонятно, куда она бьет.
Лизавета оглянулась на сестру:
– Ну, что ты скажешь?
Катя ответила с раздражением:
– По-моему, он в тебя влюбляется. Ника, прекрати!
Это она первой назвала Акимуда Никой, хотя потом все считали, что именно Лизавета ввела в обращение это нежное имя. Но Ника не прекращал. Он успел еще превратиться в пузатого Будду, Магомета и каких-то совсем неизвестных нам богов с рогами и яркими перьями.
Наконец он сказал:
– Это был маскарад богов.
И поклонился.
Лизавета была поражена. Сначала ей показалось, что бог – это самый сильный наркотик, она поставила под сомнение все свои ощущения, но потом приняла Посла раз и навсегда.
Богооставленная Зяблик в отчаянии сказала мне:
– На фиг ты мне нужен, если он покинул меня! – А Лизавете она крикнула: – Ну что, дура! Поняла, как боги поступают с людьми! Я хочу уйти в монастырь.
Но тогда из ресторана ушел только Башмет.
– Ну, ребята, у вас тут свои дела, – сказал Башмет и ушел.
Не успел он уйти, как вбежал взволнованный политический советник Акимуд.
– Спаситель! – закричал он в страшном волнении, забыв, очевидно, что Посла зовут Николаем Ивановичем. – Война! Война!
– А мы тут за разговором и забыли о войне, – усмехнулся Посол. – Они обещали не воевать.
– Но это мы… Это мы! Мы бомбим Сочи!
– Какое такое Сочи?
– Ну, Сочи, город на Черном море!
– И что?
– Мы его бомбим.
– Кто – мы?
– Акимуды!
– Странно, – сказал Посол. – Почему Сочи? Ведь ты недавно был в Сочи? – спросил он меня.
– Был, – согласился я.
– Расскажи нам о Сочи, – сказал Посол.
– Я уже рассказал, – возразил я взволнованно. – Помнишь, я рассказал о смерти металлурга в Сочи?
– Вот видишь! – подхватил Посол. – Не успеешь рассказать, как случается всякая ерунда. Может, это ты бомбишь Сочи?
– Зачем мне бомбить курортный город?
– Ты его разбомбил своим словом, – объяснил Акимуд. – Со словом надо быть осторожнее!
– Подождите! Вы же сами просили меня съездить в Сочи и сказали, что скоро его не будет.
Посол нахмурился.
– Ты же можешь все предсказать! – воскликнула Зяблик.
– Не лови меня на слове! – сказал Посол. – Предсказания не всегда сбываются. Здесь работают другие силы…
– Отмените бомбардировку! – умоляюще попросил политический советник.
– Слушай, апостол! Не мы бомбим, не мне и отменять!
– Но ведь вы можете отменить и чужую бомбежку!
Посол задумался.
– Но он же не отменил бомбежку невинных младенцев! – вдруг закричала Зяблик.
– Ты еще ответишь за эти слова!
– Перед кем?
– Перед утками! – грозно сказал Посол.
Как только он вымолвил «перед утками», к нам в зал влетели с десяток человек в масках, а еще трое выросли в окнах. Нас, впрочем, не тронули. Даже советника не взяли. А Посла увели.
132.0
<КАПИТУЛЯЦИЯ>
В разгар войны, когда бомбардировщики наших ВВС продолжали наносить массированные удары по Акимудам, Посла привезли назад в Москву из загородного застенка. Впрочем, в застенке его хорошо кормили. Интересовались следователи, где находятся Акимуды, но видно было, что их трясло от страха. Посол ничего не рассказал про Акимуды.
Глядя сквозь зарешеченное окно воронка, Посол не узнавал Москву. Перед опустевшими магазинами выстроились километровые очереди. В толпе сновали спекулянты. Время от времени выли сирены. Люди бежали в метро – коллективное бомбоубежище.
Посла со связанными руками привезли в Кремль. Александр Христофорович Бенкендорф, комендант Москвы, сказал ему по-французски:
– Если хочешь мира, подписывай акт о полной капитуляции. А то все у вас разбомбим!
– Хорошо!
Посол подписал мир о полной капитуляции.
Москва взбесилась от победы. Как будто она снова обыграла голландцев в футбол! Всю ночь все ходили пьяные и целовались. На Смоленской народ меня узнал и разоблачил:
– Ты был другом Акимуд!
Я отрекся от Акимуд.
– Скажи: Россия для русских!
– Зачем? Я не попугай!
– Ты хуже! Ты – говно! Кто лучший писатель России?
Ты, что ли, тварь? Самсон-Самсон!
– Самсон-Самсон начинал как мой ученик, – бормотал я. – Я помню, как он приходил ко мне домой. Он участвовал в моей передаче… Я помню его – он завязывал волосы черной лентой…
Меня послушали и отпустили.
– Слава России! – неслось над площадью.
Не успел я перейти через площадь, как меня снова разоблачили:
– Ты был другом Акимуд!
В ночное небо летели праздничные салюты.
– Нет, – ответил я.
Но зато в магазине «Водка», что на Плющихе, меня схватили и повели в отделение. «Народный Союз» подал на меня в суд. Полный ужаса и боли, я упал на колени перед Кремлем:
– Помогите! Больше не буду!
133.0
<ХОККЕЙ>
Акимуд сидел с Главным в резиденции на Рублевке и пил чай с малиновым вареньем.
– От него, правда, быстро потеешь, – сказал Акимуд. – Но что делать: люблю малину!