— Мне следовало сделать это много лет назад.
— Надолго? Навсегда?
— Контракт подписывается на один год. После этого… Поживем — увидим.
— А как же Пэт?
— Пэт, разумеется, поедет со мной.
— Пэт уезжает с тобой? В Токио?
— Конечно. Я же не оставлю его здесь, верно?
— Но ты не можешь просто так вот взять и выдернуть его отсюда, — сказал я, стараясь убрать из голоса истерические нотки. — Где ты собираешься жить? У тебя есть там квартира?
— Эту проблему должен решить банк.
— Чем же Пэт будет там питаться?
— Тем же самым, чем и здесь. Никто не станет насильно заставлять его есть суп мисо на завтрак. В Японии точно так же можно купить шоколадные кукурузные хлопья и шарики. Тебе не стоит беспокоиться о нас, Гарри.
— Но я не могу не беспокоиться. Это серьезно, Джина. Кто же будет находиться рядом с ним, пока ты на работе? Что ты собираешься делать с его вещами?
— С какими вещами?
— Его велосипедом, игрушками, видеокассетами… Ну, и со всем прочим.
— Мы это все перевезем туда. Неужели так сложно упаковать имущество четырехлетнего ребенка?
— А как же его дедушка с бабушкой? Ты собираешься их тоже упаковать и увезти? Как же его друзья из детского сада? Как же я?
— Ты не можешь вынести даже мысли о том, что у меня будет своя жизнь без тебя, да? Ты просто не можешь этого вынести.
Я имел в виду совсем другое. Если ты этого хочешь, тогда, надеюсь, у тебя все получится. И я знаю, что ты с этим справишься. Но у Пэта вся жизнь здесь.
— Жизнь Пэта там, где я, — сурово произнесла Джина тоном, не терпящим возражений.
— Оставь его со мной, — попросил я. То есть взмолился. — Хотя бы до тех пор, пока ты не устроишься, ладно? На несколько недель, на пару месяцев, на столько, на сколько понадобится. Пока ты не освоишься на своей работе и не найдешь подходящее жилье. Пускай до тех пор поживет со мной.
Она внимательно посмотрела на меня, как будто я говорил, по сути, дельные вещи, но доверять мне все-таки было опасно.
— Я не пытаюсь отобрать его у тебя, Джина. Я никогда не смог бы этого сделать. Но для меня невыносима сама мысль о том, что за ним будет присматривать кто-то посторонний в какой-нибудь малюсенькой квартирке, пока ты будешь изо всех сил стараться добиться успеха на своей новой работе. И я знаю, что тебе самой этого очень не хочется.
Она смотрела, как наш мальчик вскарабкался на верхушку лесенки стенки и осторожно повернулся, чтобы улыбнуться нам обоим.
— Я должна использовать этот шанс, — медленно проговорила она. — Мне необходимо уяснить для себя, смогу ли я справиться. Теперь или никогда.
— Понимаю.
— Я, конечно, буду звонить ему каждый день. И пришлю за ним, как только смогу. Может быть, ты сам сумеешь его привезти.
— Это было бы здорово.
— Я люблю Пэта. Я люблю своего сына.
— Не сомневаюсь.
— А ты и в самом деле считаешь, что сможешь самостоятельно справиться с ним какое-то время?
— Я справлюсь. Точно.
Мы посмотрели друг на друга долгим взглядом.
— Только до тех пор, пока ты не устроишься, — вздохнул я.
* * *
Мы отвели Пэта домой и уложили спать. Усталый и счастливый, он сразу заснул, погрузившись в сновидения, которых поутру не сможет вспомнить.
Джина нервно покусывала нижнюю губу.
— Не беспокойся, — сказал я. — Я буду хорошо о нем заботиться.
— Только до тех пор, пока я не устроюсь.
— Только до тех пор, пока ты не устроишься.
— Я вернусь за ним, — сказала Джина, больше для себя самой, чем для меня.
И она действительно вернулась за ним. Но к тому моменту все переменилось.
К тому моменту, когда Джина вернулась за Пэтом, на столике уже не лежали вчерашние штанишки, а на полу не было коробок от пиццы из ресторана «Мистер Милано». Когда она вернулась за нашим мальчиком, я уже превратился в настоящего родителя.
Вот в чем ошиблась Джина. Она считала, что только она может измениться, а я навсегда останусь таким, каким был.
* * *
Мои родители весьма своеобразно отреагировали на уход Джины. Они попытались превратить жизнь Пэта в сплошной праздник.
Их непреложное правило «не больше одной банки кока-колы в день» неожиданно было упразднено раз и навсегда. Теперь, когда мы с Пэтом неожиданно оказывались у них дома, его ждали подарки, например специальный выпуск «Возвращения джедая» (куда включались новые эпизоды, новые звуки, новые спецэффекты). Они все чаще и чаще приглашали его остаться у них, по-видимому, желая заменить мое мрачное лицо и унылое молчание своим вымученным смехом, таким натянутым, что мне от него хотелось выть.
Но и это не все. Кто-нибудь один из них обязательно должен был проводить нас до ворот детского сада. Жили они далеко: для того, чтобы добраться до нас, нужно было не меньше часа тащиться по шоссе М-25 в час пик, но они тем не менее приезжали каждый день.
— Вот и чудесно, — говорил отец, со стоном засовывая свои старые ноги в мой низкий автомобиль.
Я прекрасно понимал, почему они это делают, и любил их за это. Они пытались удержать внука от слез. Потому что боялись, что если он вдруг начнет плакать, то уже никогда не остановится.
Но жизнь Пэта не могла стать праздником, если рядом не было матери. И никакие подарки в виде кассет со «Звездными войнами», и никакие добрые намерения не могли превратить ее в праздник.
— Ну и что ты сегодня будешь делать, Пэт? — спросил мой отец, когда внук забрался к нему на колени на пассажирском сиденье «Эм-Джи-Эф», — Снова лепить игрушки из пластилиновых червяков? Или слушать сказку про Почтальона Пэта и его черно-белую кошку? Вот здорово!
Пэт ничего не ответил. Он уставился на замершие в утренней пробке автомобили, лицо его было бледно и прекрасно, и сколько бы мой отец ни пытался развеселить его, ему так и не удалось расшевелить мальчика. Заговорил он, только когда мы подошли к воротам детского сада «Кэнонбери Кабс».
— Не хочу туда идти, — невнятно пробормотал он. — Хочу остаться дома.
— Но дома остаться нельзя, малыш, — ответил я, собираясь использовать дежурную родительскую уловку — сказать ему, что папе нужно на работу. Хотя, разумеется, у папы больше не было работы. Папа мог валяться в кровати хоть весь день напролет и при этом не опоздать на работу.
Одна из воспитательниц подошла и многозначительно поглядела на меня, беря Пэта за руку. Уже не в первый раз он так неохотно уходил от меня. Всю неделю, с тех пор как Джина уехала, он сильно переживал, когда я исчезал из поля его зрения, ой отец пообещал ему невообразимое веселье и игры вечером, но его голубые глаза наполнились слезами, а нижняя губа начала предательски подергиваться. Мы смотрели, как он уходит, держась за руку воспитательницы.