— Когда она была маленькой, мы часто ловили рыбу, — объяснил Стуре. — Ну вот и...
— И что?
— Ева сказала, что этими крючками он пытался ее поймать. Но не успел. — Стуре кивнул на пальцы Рыбака. — А еще она сказала, что на самом деле они были намного меньше. Но она их четко видела.
Они молча смотрели на картинку, пока Давид не произнес:
— Но она же улыбается?
— Да, — ответил Стуре. — Действительно улыбается.
Когда Малер причалил к пристани в Гредде, было уже без четверти шесть. Он помчался к магазину, успев за две минуты до закрытия. Он купил пастеризованное молоко, несколько банок и пакетиков с супами и соусами. Макароны и тортеллини. Хлеб с неограниченным сроком хранения и плавленый сыр в тюбиках.
Затем он отыскал за магазином колонку с водой и наполнил канистры. Он вспомнил, что видел у пристани тележку с надписью «Продуктовый магазин Гредде». Только теперь ему стало ясно, для чего она там стояла. Он поколебался, раздумывая, что лучше: сбегать к пристани и пригнать тележку или попытаться дотащить сумки с продуктами и две двадцатилитровые канистры с водой до берега.
Малер решил тащить.
За двадцать минут он не прошел и половины пути, останавливаясь на каждом шагу, чтобы перевести дыхание. Плюнув, Малер все-таки сходил за тележкой, загрузил на нее продукты и через десять минут был уже на пристани.
Часы показывали начало восьмого, смеркалось. И хотя лысая макушка солнца все еще виднелась над деревьями, она стремительно исчезала из виду. Нужно было спешить — найти дорогу обратно в темноте, да еще без морской карты, было ему не под силу. Малер загрузил сумки и канистры в лодку и снова остановился, чтобы дать сердцу успокоиться.
Затем Малер мысленно произнес молитву и дернул шнур стартера. Мотор завелся с первого раза. Малер подплыл к плавучей заправке, но она была закрыта. Он привязал лодку, не выключая двигатель, и осмотрел колонки. Ни купюры, ни кредитки они не принимали. Оставалось лишь одно — вернуться за топливом в магазин. Он взвесил канистру с бензином. Где-то половина.
Малер взглянул на дорогу, ведущую к магазину. У него не было сил. До острова бензина ему точно хватит, да только хватит ли обратно, вот вопрос.
А может, дома есть? Он вроде бы видел на кухне канистру для бензина, но не успел проверить, есть ли в ней что-нибудь. Воды, правда, дома не оказалось, ну и что? Бензин-то не портится, его сколько хочешь хранить можно.
Наверняка там есть бензин. Запас на всякий пожарный, мало ли что. Конечно есть. Абсолютно точно. Ну а если нет, весла на что?
И все равно душа была не на месте. Надо бы все же сходить в магазин. Без топлива они станут заложниками стихии, случая.
Но там же наверняка есть бензин!
Малер запрыгнул в лодку и тронулся в путь — прочь от материка и нормальной жизни.
К половине девятого Малер добрался до того места, где следовало свернуть на юг. Местность он не узнавал. Солнце превратилось в темно-красную каемку на горизонте, и в сумерках шхеры выглядели совсем по-другому. Малер по-прежнему различал мачту острова Маншер, но теперь ему казалось, что она лежит слишком далеко справа.
Наверное, промахнулся.
Он развернулся и поплыл обратно. Он все еще не узнавал окрестности. В наступающем полумраке было все сложнее определять расстояние. Группы маленьких островов сливались в один большой.
Он прикусил костяшки пальцев.
Ни карты, ни запаса топлива. Ему оставалось полагаться лишь на ряд ненадежных примет, ни одной из которых не было в поле зрения.
Малер дал самый тихий ход, следя за тем, чтобы мотор совсем не заглох, и включил нейтральную передачу. Попытался успокоиться, вглядываясь в близлежащие острова и прокручивая в голове пройденный путь. До тех пор, пока он идет по фарватеру, заблудиться он не может. Малер огляделся. Огромный паром, весь в огнях, как новогодняя елка, шел прямо на него. Причем стремительно.
Малеру совсем не хотелось покидать фарватер, но выбора у него не было. Он дал малый ход и отплыл к островам, пропуская паром. Если бы теплоход столкнулся с его лодкой, капитану было бы не в чем себя упрекнуть, поскольку сигнальные огни тоже следовало добавить к списку вещей, о которых Малер просто-напросто забыл.
Паром прошел мимо. В освещенных окнах громадины Малер разглядел безмятежные лица людей. Как бы он хотел оказаться сейчас с ними — влететь в окно, приземлиться у стойки бара, пить под бессмысленную попсу, пока не опустеет бумажник, поглядывая на девочек, о которых вот уже тридцать лет как оставалось только мечтать. Выслушивать какого-нибудь пьяного эстонца, изливающего душу в блаженном алкогольном угаре.
Паром прошел мимо. Свет исчез, и Малер опять погрузился во мрак.
Он взглянул на часы. Начало десятого. Он заглянул в канистру с бензином. Почти пусто. Когда он ее наклонил, мотор зачихал, но вскоре возобновил свой мерный рокот.
Ничего страшного, — уговаривал себя Малер.
В худшем случае придется переночевать на каком-нибудь острове, ночи сейчас короткие. А завтра утром — снова в путь, если придется, так и на веслах. Может, стоило бы уже сейчас причалить к берегу, чтобы оставить хоть немного бензина на завтра.
Анна с Элиасом, конечно, будут беспокоиться, но они вроде и так прекрасно без него обходятся.
А может, и беспокоиться не будут.
Только обрадуются.
Малер повернул лодку и направил ее к ближайшему острову. Прямо тут и заночует.
Дождавшись, пока за подвальным оконцем стемнеет, Флора с Петером впервые заговорили о том, чтобы выйти из дома. Вот уже несколько часов до них не доносилось ни звука, но кто его знает? Когда Петер открыл ей дверь, Флора аж вздрогнула. Он и раньше был худющим, но сейчас от него остались только кожа и кости. Не успела Флора войти, как Петер накинулся на принесенные ею фрукты. В комнате стояла вонь. Не успела Флора об этом подумать, как Петер ответил, не прекращая жевать:
— Я знаю. Извини. Не мог вынести ведро.
Поверх тряпки, прикрывающей его «туалет», теперь лежало одеяло, но запах все равно проникал сквозь ткань.
— Петер, ну нельзя же так.
А как можно?
Флора засмеялась. Теперь, когда все остальные звуки исчезли, голос Петера четко раздавался в ее голове. Пока они здесь, говорить вслух было ни к чему.
Не знаю, — подумала она.
Ну вот. Вечером устроим вылазку, — ответил он.
В ожидании вечера они занимали себя игрой в покер на спички, которая вскоре превратилась в соревнование, кто лучше сумеет скрыть свои мысли. Поначалу они мгновенно угадывали карты друг друга, но спустя какое-то время им уже приходилось попотеть, чтобы вычислить следующий ход противника, продираясь сквозь посторонние шумы, цифры и пение. Вскоре они так наловчились, что от попыток преодолеть все эти мысленные заслоны заболела голова. Тогда они попытались усилием воли заставить себя перестать читать мысли друг друга.