Затарившись в магазине всем, чем следовало, Мигуля двинулся в обратный путь. Шагал он теперь торопливо. Солнце давно уже перевалило за полдень, и выпить хотелось так, что хоть криком кричи. Правда, несмотря на спешку и снедавшее его нетерпение, Мигуля сделал изрядный крюк, чтобы обойти шалман, в котором, наверное, до сих пор сидел, запивая свое горе пивом пополам с водочкой, симпатичный археолог Гена. Не хотелось Мигуле с ним встречаться, ой не хотелось! Вот так оно в жизни всегда и получается: только это сойдешься с хорошим человеком, раззнакомишься, выпьешь по рюмочке под культурный разговор, а потом и оглянуться не успеешь, как либо он тебе подлянку швырнул, либо ты ему. И все, разошлись пути-дорожки, да не дай бог им снова сойтись!
Дома Мигуля первым делом налил стакан водки и выпил его залпом, как лекарство. Водка привычно обожгла пищевод и приятным теплом разлилась сначала по желудку, а уже оттуда пошла гулять по всему организму. Глаза у Мигули заслезились с удвоенной силой; он занюхал водку засаленным рукавом, шумно перевел дыхание и, не отвлекаясь на такие мелочи, как сервировка стола, зубами отхватил изрядный кусок от купленного в магазине колечка краковской колбасы. Жуя, он оглядел убогую, заросшую грязью, с отставшими обоями и отвалившимся кафелем кухоньку. По мере того как водка оказывала свое благотворное воздействие, окружавшая Мигулю убогая действительность буквально на глазах приобретала оптимистичную, радужную с жемчужным дымчатым отливом окраску. Угрызения совести, и без того не чересчур сильные, пошли на убыль и скоро исчезли совсем. А из-за чего переживать? Что он, старушку ограбил? Младенца задушил и с кашей сожрал? Да ничего подобного! Взял вещицу, которую другие люди до него нашли... Да какое там – нашли! Могилу ограбили, вот и вся их находка. Так-то искать любой дурак умеет.
Мигуля окрепшей рукой наливал себе второй стакан водки, когда в крошечной прихожей его однокомнатной хрущевки предательски скрипнула половица. Мигуля ничуть не испугался: дверь он запирал только на ночь, да и то не всегда, брать у него в квартире было нечего, и, если кто-то вошел без стука (звонок-то у него уж лет пять как поломался, а починить не доходили руки), значит, это свой человек, хорошо знающий, какие в этом доме заведены порядки. Может, кому-то замок надо починить, а верней всего, что кто-то из соседей-алкашей углядел в окошко, как Мигуля возвращался домой с двумя пузырями беленькой, и решил присоединиться. Что ж, это всегда пожалуйста, если человек хороший!
Аккуратно, чтобы не разлить, поставив бутылку и стакан на стол, Мигуля встал с шаткой табуретки и, вытянув шею, выглянул из кухни. В дверях прямо напротив него стоял совершенно незнакомый ему человек. Был он высок, широк в плечах и сравнительно молод – лет тридцати пяти, не больше. Несмотря на несусветную жарищу, на незнакомце были черные брюки, заправленные в высокие ботинки военного образца с окованными блестящим железом, прямо как у сварщика, носами, и кожаная мотоциклетная куртка, вдоль и поперек исполосованная металлическими змейками "молний". Под курткой была надета черная футболка, поверх которой лежала толстая, затейливо сплетенная золотая цепь. У него были длинные, как у бабы, волосы, почти до лопаток, светло-русые, густые, собранные сзади в роскошный лошадиный хвост.
– И-го-го, – сказал Мигуля первое, что взбрело ему в голову при взгляде на этот хвост. – Музыку я не заказывал, – добавил он, заметив в левой руке у незнакомца твердый пластиковый чехол, формой напоминавший гитару, – но все равно заходи. Или ты, мил человек, дверью ошибся?
– Нет, – с непривычным, одновременно твердым и тягучим акцентом заявил незнакомец. – Не ошибся. Если ты – Мигуля.
– Ну, я Мигуля, – ответил хозяин. – И что с того?
– Я приезжий, – сообщил незнакомец то, что и без этого сообщения было очевидно. – Хочу выпить. Не люблю пить один. Не люблю ресторан. Мне сказали, тут живет Мигуля, с ним можно выпить.
Он вынул из-за пазухи правую руку, в которой, к великой радости хозяина, оказалась литровая бутылка шведской водки. Это сладостное видение моментально вышибло из затуманенной алкоголем головы даже те слабенькие подозрения, которые поначалу там были.
– "Абсолют", – сказал незнакомец, у которого, похоже, была привычка объяснять то, что любой зрячий мог без труда увидеть своими глазами. – Можно мне войти?
– Милый ты мой! – растроганно пропел Мигуля, делая шаг навстречу незнакомцу и совершая энергичные приглашающие жесты обеими руками. – Ты еще спрашиваешь! Как говорится, заходи, гостем будешь. А если с бутылкой, так и за хозяина прокатишь...
Судя по вежливой улыбке, которой незнакомец встретил эту тираду, понял он ее едва ли на половину. Однако главное было понятно: хозяин не имел ничего против его визита. Уяснив это, гость ступил из прихожей в комнату, аккуратно прислонил к стене у двери свою гитару и остановился в нерешительности, не зная, куда двинуться дальше.
– Сюда, сюда давай! – указывая на дверь кухни, поторопил его Мигуля. – По-нашему, по-простому, без столового, значит, серебра... Заходи, друг любезный, дернем за знакомство! Так ты, значит, у нас проездом? Музыкант?
– Да, – вслед за хозяином проходя в кухню, ответил гость, – немножко. Рок-группа, да? Давать здесь концерт и уезжать. Ехать дальше, Екатеринбург. Рок-фестиваль, да? Много музыка, много девушки, много водка, немножко марихуана, понятно, да?
– Понятно, понятно, – почти силой усаживая гостя на шаткий табурет и шаря по всем углам в поисках еще одного чистого стакана, сказал Мигуля. – Говор у тебя смешной. Откуда ж ты такой нарисовался?
– Прибалтика, – сказал гость. – Латвия, да? Рига. Меня звать Юрис.
– Юрик, значит, по-нашему, – сообразил Мигуля. – А я – Аристарх.
– Очень приятно, – со своим твердым акцентом, который так смешил Мигулю, торжественно провозгласил гость, поднимая стакан.
– За знакомство! – подхватил Мигуля и полез чокаться.
Через четверть часа совершенно окосевший хозяин уже жаловался Юрису на то, как подло его подставил этот урод Шлык. Гость в ответ пьяно, но с явным сочувствием кивал и время от времени от полноты чувств начинал ругаться по-латышски. А спустя еще двадцать минут гость уже выходил из подъезда, по-прежнему держа в левой руке пластиковый гитарный чехол с вытисненной золотом надписью "Gibson". Как ни странно, он выглядел совершенно трезвым – по крайней мере, внешне.
Мигуля его не провожал. Он вообще никогда не провожал своих гостей дальше прихожей, а сегодня не смог бы изменить этому правилу, даже если бы очень захотел.
* * *
Начальник уголовного розыска майор Стрешнев был полным тезкой легендарного комдива Чапаева и потому, наверное, носил большие, лихо закрученные унтер-офицерские усы, придававшие его широкой, бурой от загара физиономии несколько опереточный вид. Василий Иванович Стрешнев был далеко не дурак и прекрасно понимал, что успешное расследование дела об исчезновении золотого энклапиона, который у этих лопухов археологов не украл бы только ленивый, сильно повысит его рейтинг в глазах начальства и, учитывая широкую огласку, которую получило дело, принесет ему столь же широкую, можно сказать всероссийскую, известность. В перспективе это сулило, как минимум, по еще одной звезде на каждый погон. А по максимуму... Ну, тут уж можно было дать волю фантазии. Вот, скажем, посмотрит какой-нибудь генерал с Петровки, 38, телевизионный репортаж с места событий, прочтет пару хвалебных статей в газетах и скажет своим заместителям: "А что же это у нас такой ценный кадр в провинции пропадает, ерундой занимается, когда тут, в столице, некому с преступностью бороться? Как же это вы допустили, товарищи офицеры? А подать-ка его сюда!"