– Что молчишь? – спросил девчонку Литус, когда пауза затянулась.
– Некуда мне идти, – призналась она. – Там, где меня приняли бы, мне не укрыться. Да и не нужно беду за собой на добрых людей тянуть. А там, где укрыться можно, туда я дороги не знаю. Конечно, если есть такое укрытие.
– О каком укрытии говоришь? – сдвинул брови Литус.
– Там, где укрываются Кама, Фламма, Игнис, Лаурус, – перечислила Лава.
– Если они еще живы, – помрачнел Литус. – Впрочем, к одному из них я тебя пристроить могу.
– К кому же? – оживилась Лава.
– К Лаурусу, – сказал Литус. – К братцу твоему двоюродному, сыну простого стражника и твоей родной тетушки. И думаю, что ты не прогадаешь. У него уж во всяком случае будешь в безопасности.
– А где он? – оживилась Лава.
– В одном месте, – неопределенно буркнул Литус. – Но ты особо не беспокойся. Нам с тобой по пути. Эбаббар не минуем. А чуть позже сдам тебя твоему братцу. В хорошее место, можешь не сомневаться.
Послушалась Лава Литуса. Хотя и не вполне поняла, отчего глаза у того заблестели да голос задрожал, когда он об укрытии Лауруса обмолвился. Однако вскоре ей стало не до догадок. Уже через неделю после бегства из Ардууса Лава, взглянув в зеркало, попадись оно ей в руки, не то что себя бы не узнала, она бы решила, что не зеркало перед ней, а окно, в которое заглядывает неизвестный ей вымотанный долгой дорогой мальчишка. На третий день пути, когда уже в темноте беглецы добрались до большого атерского села, раскинувшегося возле крепости Манус, памятного Лаве тем, что именно здесь она сломала нос мерзавцу Болусу, Литус оставил ее в снятой каморке наедине с двумя лоханями теплой воды, черепушкой мыльного раствора и жестяным корытом, после чего забрал ее теплый пелиссон, шапку, сапоги и ушел, заперев ее снаружи. Отложив безрадостные мысли о собственной дальнейшей судьбе, Лава немедленно разделась, налила в корыто воды, намылилась и, блаженно вытянув ноги, решила, что если подобное развлечение она будет иметь хотя бы раз в неделю, ее жизнь окажется не так плоха, какой представлялась ей в последние дни. Теплая вода и почти забытое ощущение чистоты разморили девчонку, поэтому она открыла глаза только тогда, когда в дверях зашевелился ключ. Однако ни ее визг, ни вытаращенные глаза, ни поза скорчившейся над гнездом наседки не произвели на вошедшего с холщовым мешком и еще одной лоханью воды Литуса никакого впечатления. Он молча набросил на спину Лавы льняную тряпку и присел напротив.
– Значит, так. До Эбаббара еще пара недель пути, но перебегать от постоялого двора до постоялого двора мы долго не сможем. Аббуту, конечно, пока еще не слишком заселена, а вот в Махру народца хватает. И лазутчиков Ардууса тоже. Поэтому теперь ты вовсе мне не жена, а мальчик. Если быть точнее, – Литус начал доставать из мешка какие-то свертки, – то ты мальчишка Теребра из Самсума, приставленный учеником к бродячему наемнику родителями, которые нашли неплохой способ от тебя избавиться.
– Как мальчишка? – обескураженно прошептала Лава.
– Вот так, – развел руками Литус, выудил из одного свертка ножницы и зловеще ими пощелкал. – Обычный мальчишка среднего роста с короткими черными волосами, слегка курносым и слегка конопатым лицом, не двадцати трех лет, а лет так семнадцати, я думаю. С немаленькой, но и не слишком большой грудью, чтобы она выдавала в нем девушку. Бедра, конечно, у тебя никак не мальчишеские, но одеждой мы их прикроем. Так же, как грудь.
Бедра? Грудь?
Лава готова была разрыдаться, но даже прикрыть лицо было нечем, руки заняты льняной тряпицей, которой она загораживалась от спокойного и как будто чуть-чуть насмешливого взгляда Литуса. Волосы? Почему черные?
– Покрасим сейчас, – наклонился к ней Литус, раздалось щелканье ножниц, и Лава с ужасом поняла, что уже начала лишаться своих светлых густых волос. И вот только тут она окончательно поняла, что ее прошлая жизнь, в которой она была озабочена всего лишь двумя вещами – найти хорошего учителя фехтования и избавиться от наставлений матери и ухаживаний Болуса, закончилась навсегда. Слезы хлынули из ее глаз, и она уже не сопротивлялась ни когда Литус оставил на ее затылке волосы такой длины, что и ухватиться было не за что, ни когда мазал ее голову каким-то вонючим составом, ни даже когда смывал этот состав и даже шутил, что уши у Лавы вовсе не оттопыренные и его планы окликать своего ученика кличкой Лопоухий придется отменить. Она была так расстроена, что вовсе забыла о льняной тряпице, когда Литус поставил ее на ноги, окатил водой с головы до ног, завернул в одеяло, а потом разложил перед ней мальчишеское исподнее, теплые порты, войлочные, подшитые кожей сапоги, рубаху, овчинный гарнаш и еще что-то, что теперь должно было стать ее одеждой. Только одно она и смогла сказать, когда все-таки натянула на себя исподнее и сунула мокрый от слез нос в слежавшуюся от времени и бедности подушку.
– Теребра – женское имя.
– Не волнуйся, – ответил Литус, который натянул поперек каморки бечеву, набросил на нее второе одеяло и как раз за ним пытался воспользоваться остатками воды и мыльного раствора. – Я сбивал с твоего ярлыка отметку о браке и случайно сбил часть имени. Ты Тереб.
– Тереб, – пробормотала, уже засыпая, Лава. – Язык сломаешь, какое имя.
Утром Литус выглядел встревоженным. Но на вопрос Лавы он только махнул рукой куда-то в сторону Бэдгалдингира и сказал, что случилась в той стороне какая-то беда, но кроме тревоги и чего-то, напоминающего удушье, он предъявить не может. Да и то уже прошло. Лава едва ли не со слезами взъерошила короткие волосы, но чуть позже слегка приободрилась. Оказалось, что у парочки наставник – ученик имеются уже и лошади, если, конечно, лошадью можно было назвать доставшегося Лаве повидавшего разное мула. Впрочем, и кобыла Литуса тоже не страдала от молодости и излишней прыти. Точно так же не сверкала новизной упряжь, одежда, да и оружие. Лава с удивлением обнаружила, что не так давно сверкающий металлом меч на ее поясе потускнел, сам пояс лишился глянца, а на голову ей приходится натягивать не теплую шапку с ушами, а нечто войлочное и кем-то уже ношенное.
– Ничего, – успокоил ее Литус. – Запомни, странники, вроде нас, страдают не от отсутствия блеска, а от пустоты в животе. А уж от этого я тебя постараюсь уберечь.
– В каком это смысле? – насторожилась Лава и, может быть, впервые дождалась усмешки от Литуса.
– Не в том, о котором ты подумала. Хотя и это мы с тобой можем со временем обсудить.
Лава зарделась румянцем, а Литус протянул ей тугой сверток и, помедлив, все-таки сказал:
– Мальчишка получился что надо. Но промолчать я не могу. Должен отметить, что ты очень красивая. Как девушка. Очень. Дух захватывает.
Она не сразу поняла его слова, поэтому и второй волной румянца залилась позже, когда их крохотный отряд выбрался из поселка и двинулся к переправе через Азу. Но сразу же спросила о свертке.
– А это что?
– Твои волосы, – ответил ей Литус. – Твои роскошные волосы. Ты можешь их, конечно, сжечь, но, если хочешь, я научу тебя паре заклинаний… Поверь мне, хозяин таких волос может с ними сотворить кое-что особенное. И еще. Не рассчитывай на то, что мы будем притворяться наставником и его учеником. Я и в самом деле буду твоим наставником. И если ты искала учителя, поздравляю, ты его нашла. Хотя бы до укрытия Лауруса точно.