– Сколько их всего? – спросил Син.
– Не очень много, – вздохнул Касасам. – Треть от даккитского войска. Двадцать тысяч воинов. С семьями – пятьдесят. Да и то только потому, что молодых много. Семьями обзавестись не успели. А которые и потеряли уже. Плохо в Дакките. Очень плохо. И в Эрсет плохо.
– И здесь будет плохо, – прошептал Син, посмотрел на побледневшую Аву и добавил: – В Лаписе – в последнюю очередь. А может, и обойдется.
Кама пришла в себя от холода. И тут же почувствовала, что спина у нее заледенела, а один бок – рука и нога – чуть ли не испекся от близкого пламени. Так и оказалось, рядом пылал костер, и на поваленном стволе можжевельника сидели двое воинов. Кама зажмурилась, хотела спросить, куда делись еще трое, но потом поняла:
– Погибли?
– Да, – испуганно закивал один из лаэтов, и Кама поняла, что он ранен. Грязные повязки стягивали руки у обоих.
– Мой мешок, – сказала Кама, постаралась сесть и тут же поняла истинную причину холода. Она лежала на нескольких плащах, да еще положенных на срубленные ветви, но ее левая рука и правая нога были перетянуты прямо поверх одежды разодранной на полосы тканью. Судя по цвету одежды, крови она потеряла изрядно.
Один из лаэтов, прихрамывая, подал ей мешок. Чувствуя, что перед глазами кружатся темные пятна, Кама распустила завязи, вытащила фляжку и сделала несколько глотков араманского. Сразу стало легче.
– Держите. – Она бросила фляжку воинам, огляделась еще раз. Трое лаэтов лежали чуть в стороне, укрытые все теми же плащами. В отдалении были привязаны лошади, включая и шесть коней неожиданного врага. За дорогой грудой лежали шесть тел. Обычных вроде бы тел. Разве только больно уж плоских. И гарью от них воняло. Или это от костра?
– Никто не ушел, – кивнула Кама, выудила кисет со снадобьями и бросила лаэтам котелок. – Один рассказывает, второй кипятит воду. И не глазеть на меня, мне нужно осмотреть раны. Сами-то как ранены?
– Легко, – признался один из лаэтов.
– Ты на меня не смотри, словно я сейчас в волка обращусь или в гаха, – стиснув зубы, прошипела Кама. – Рассказывай, что было?
– Да ничего, – хрипло ответил лаэт. – Точнее, я почти ничего не успел рассмотреть. Только глаза. Мне показалось, что у них глаза горели. Наверное, колдовство какое. Ты крикнула, чтобы тебе дали оружие. Тебе дали. Он дал, – кивнул на одного из трех мертвецов лаэт. – Ты нацепила его на пояс, подала коня вперед. Ну, меч выдернула и пошла. А мы чуть сзади.
– Кони едва не присели от страха, – подал голос второй, что набивал котелок снегом.
– Ладно. – Первый тяжело вздохнул. – Их шесть было. Тебя окружили пять, один поскакал к нам. И дальше я плохо помню, потому что этот шестой стал убивать наших одного за другим. Но потом мы напали на него втроем. Он убил одного, а меня и вот его только ранил. Мы его убили. Посмотрели, а те, оставшиеся пять, уже все мертвы. И ты идешь к нам. А потом упала. Под тобой лошадь убили. Она там лежит, в снегу, ниже.
– Да. – Кама закрыла глаза. Так и было. Круговерть, в которой она вдруг поймала себя на мысли, что думает не о себе, а о молодых, совсем юных лаэтах, что остались за спиной. Но не уберегла. Троих не уберегла. Думала, что все шестеро будут доставать ее, ведь за ней шли, сразу почувствовала. Одно непонятным было, когда она дала слабину, когда себя выдала? В замке, когда рубила гахов, ничего не видя? Или еще когда? Да и за ней ли они шли? Нет, точно за ней. Срубила двоих сразу. Почувствовала, что очень сильны, очень. Не так, как гахи, те были опасны, потому что двигались не так, как люди. Как звери. Но с гахами было проще, а эти были равными. Или казались равными. Вся разница, что ее сила была у нее под рукой, а властитель их силы словно таился за кустами. Или еще дальше. Срубила двоих сразу. Да, двоих сразу. Потом под ней подсекли лошадь, она встала ногами в седло и, пока лошадь падала, достала еще одного. Но двое успели ее зацепить за ногу и за руку. А дальше пришлось отступить в снег, они оставили лошадей и там уже схватываться с ней на равных не могли. А потом она увидела, что от пяти лаэтов осталось трое, и успела метнуть примороз последнему огненноглазому в правую руку, и тот убил только третьего. А пока перекидывал меч в левую, двое все-таки исхитрились добить его.
– А что с ними-то? – почти жалобно спросил первый. – Я подходил потом, да и сваливали мы их в кучу, обычные воины. Правда, никаких знаков на них нет, только какие-то чешуйки на шеях, вот они. – Он мотнул связкой каких-то жестянок. – И глаза вроде обычные. Я веки поднимал. А когда сражались, только что искры не летели. И доспех был на них какой-то, точно был!
– Давай сюда, – махнула здоровой рукой Кама, взглянула на жестяные чешуйки, сунула их в мешок, не время теперь разбираться. Магии вроде бы нет никакой, только что-то вроде запаха, а остальное пока неважно.
– И еще гарью от них воняет, – добавил второй, ставя перед Камой котелок с водой. – Я посмотрел, у них как будто спины у всех то ли тлели, то ли в пепел обратились, но мы их не жгли! Точно не жгли!
– Вот так, – прошептала Кама, – вот так со мной странствовать. То гахи, то еще какая мерзость. Значит, так, сейчас я рубаху буду снимать и порты. Раны глубокие, буду зашивать. Не порты и не рубаху, а раны. Вот. Поэтому глаза на меня не пялить! Пока лучше идите, подберите что поцелее. Да не с ваших братьев, а с чужаков. Главное, чтобы почище и целое. Да. Порты, рубаха, гарнаш или плащ, что там есть? Да. А потом расходимся. Вы обратно или ждите тут дозора, а я туда, куда шла. Да, уговор мне ваша королева передала. Пусть сама решает, что со всем этим делать. И лошадь мне подберите. Получше чтобы! И сумки с овсом на нее. Вот. Да нечего на меня смотреть! Вы что, голую девку не видели ни разу?
…Так и не смогли отвести глаз, словно окаменели. А Каме потом вовсе не до них стало. Зубами скрипела, пока опухшие края раны стягивала. Пару раз приходила в себя уже ничком, с иголкой в мякоти. Но прихватила как надо. Наговор вспомнила, грязь вышибла и из руки, и из ноги. Хорошо вышибла, чуть глаза не вылезли из глазниц, звезды уж точно высыпали. Одеваться стала. Тут как раз беженцы появились, потянулись по дороге. Вот уж глаза стали пучить. И в самом деле, вроде бы ушли от напасти, а тут, среди мира и спокойствия, снова трупы. Ничего, встала, нацепила пояс, проверила меч, молодцы лаэты, протерли клинок, не просто так в ножны сунули. Мешок.
– Лошадь давайте, – прошипела. Хотела сказать с бодростью, да не смогла. Губу пришлось прикусить, чтобы теперь уже под ноги и колеса тянувшихся с перевала обозов не свалиться. Ну, ничего. И лошадь подвели, и забраться в седло помогли. Да. Эта лошадь явно будет получше прежней. Она бы и Орса тянула гораздо веселее. А живы ли они еще? А что если эта шестерка и про их жизни интерес имела?
– Ну ладно, – махнула здоровой рукой выжившей парочке Кама и направила лошадь в долину, думая только об одном: не вывалиться из седла.
…Добиралась она до Бабу пять дней. Останавливалась в придорожных трактирах, которых в долине было полно, выбирала те, что дороже, чтобы меньше было пригляда. Во втором утром продала один маленький смарагд. Продала вполовину цены, точно знала, каким будет спрос, еще у Виз Вини справлялась, которая отнеслась к камням Камы равнодушно, словно цветной песок под ноги попался. Но блеск явно ослепил глаз старому каламу, послал за ней сыновей. Хотела глотки перерезать, когда подступили они к ней вдвоем у следующего трактира, но передумала. Приложила каждому рукоятью по лбу, чтобы причинные места поотмораживали, пока в себя придут, а утром уже была далеко от их угодий. В Бабу оказалась на пятый день после схватки со странной шестеркой. Раны еще болели, но рука и нога уже слушались, не вынуждали скрипеть зубами при каждом шаге и при каждом движении. Город поразил Каму тем, что вдруг напомнил своего почти полного тезку, даккитский Баб. Белые дома лепились к склонам сузившейся долины, словно древесные грибы. И улочки петляли по склонам, то и дело выбираясь почти на крыши нижних домов. Но Каме не нужно было забираться наверх. Она двигалась вниз по долине, к королевскому утесу, который долина огибала с двух сторон, разделяясь на два ущелья. Любовалась на замок, в котором уже века благоденствовал королевский род Краниум, потом долго стояла, уже миновав и замок, и четыре лиги домов богатых горожан, на главной площади и смотрела на главное укрепление Бабу – большую стену.