Господин полицмейстер наконец улыбнулся — хоть и коротко, но вполне по-человечески.
— О, это очень давняя история! А началась она…
Началась она, когда на улицах Риста повстречались двое мальчишек. Своевольный и упрямый принц, то и дело сбегавший из-под контроля воспитателей и родителей — да и то сказать, у царственных супругов наследников насчитывалось даже с избытком; это до зрелого возраста дожили лишь Аггелус и Силвер. В семье приехавшего из Фьянты корабельного плотника детей тоже было немало, поэтому к делу их приставляли сызмальства. Только один вышел непутевый, все норовил от работы отлынивать да удирать — даже несмотря на регулярную порку. Мало того (благо не знали его добропорядочные родители), он и крутился еще на площади, норовя чего стянуть у торговцев или выполняя мелкие поручения контрабандистов.
Незнакомого долговязого мальчишку, иногда появлявшегося на площади, Эрик принял за удачливого вора, который при хорошем раскладе любит сорить деньгами направо-налево: то помог Толстой Берте, торговке рыбой, у которой слег муж и некому стало кормить семь голодных ртов, то выручил из долговой ямы проторговавшегося купца, то скупил по какой-то прихоти картинки помиравшего от запоя художника… Эрик с самого детства любил докапываться до сути и решил разузнать, откуда этакий мот взялся и откуда у него этакие шальные деньжищи. Проследил, как тот уходит через Королевский сад во дворец: ага, поди, там же и служит, да потихоньку таскает оттуда вещички и деньги! Однако дворцовый парень тоже оказался не дурак: слежку заметил и задал тощему рыжему шпиону хорошую трепку. Впрочем, и тот отбивался отчаянно, понаставив будущему королю отменных синяков.
После драки подростки сдружились, образовав странный союз — мошенников — не мошенников, контрабандистов — не контрабандистов — благородных разбойников своего рода. Кароль обожал рисковать и договариваться, Эрик — наблюдать и рассчитывать. Удачные ставки и участие в контрабанде частенько приносили парочке доход, с которого друзья условились всегда отдавать некий процент в пользу нуждающихся.
Вскоре Кароль нашел еще одну выгоду от своих вылазок. На улочках и площадях Риста всегда можно разжиться тем, что крайне редко доходит до королевского трона: информацией и слухами, которые суть та же информация, просто переработанная народными умами. Можно сказать, он начал шпионить на самого себя и так в этом преуспел, что мог бы продавать добытые сведения не только главному полицмейстеру, но и службе безопасности государя. Ведь мало кто заподозрит в шустром и щедром мальчишке персону, рядом с которой лучше не распускать языки. Да и в подросшем улыбчивом парне тоже. К тому времени уже и главная площадь и закоулки Риста признали его за своего — удачливого и обаятельного проныру, делавшего немало добра, не примкнувшего ни к одной городской банде или воровской гильдии, но сумевшего внушить уважение к себе настолько, что иногда его даже призывали на сходки как третейского судью.
И всегда рядом с ним был молчаливый и внимательный Лис Фандалуччи. К тому времени тот уже знал, кто таков его приятель, но, как ни странно, это ничего не поменяло в их дружбе…
Теперь эти два взрослых, хоть и не сказать, чтобы окончательно остепенившихся мужчины — один король, другой его правая рука и главный советник — сидели в кабинете и неспешно приканчивали бутылочку фьянтского красного. Силвер рассеянно рассматривал на огонь рубиново сияющее вино в бокале. Эрик с удовольствием грел у камина костлявые ноги: застуженные когда-то суставы ныли, предсказывая ухудшение погоды.
Сгущались в комнате тени. Сгущалось молчание. Когда его можно было уже просто резать ломтями, подал голос тот, кто и должен был его нарушить.
Король произнес:
— И что же?
Полицмейстер с готовностью ответил:
— Собственно, ничего нового княжна мне не сказала. Считай, твердила то же самое, что и тебе: не знаю, не злоумышляла, просто так оно как-то вышло…
— Зато ты наговорил ей много чего, — промолвил король с неудовольствием. — Наверняка пытался давить на женскую жалость: рассказывал о моем несчастном одиночестве и долгих хладных ночах, так?
— Что-то в этом роде, да.
— И как же она среагировала? — спросил Силвер с неожиданным для себя любопытством.
Эрик зорко поглядел на него поверх края поднесенного ко рту бокала.
— Не сказать, чтобы принялась тут же лить по тебе горькие слезы…
Силвер невольно усмехнулся.
— О да, этого от нее не дождешься!
— Силвер, — сказал Фандалуччи и сделал глоток. — Когда я вернулся, Эмма плакала.
Король резким движением выплеснул в огонь остатки вина из бокала.
— Да она не только рыдать, еще и на коленях передо мной ползать должна, чтобы вымолить прощение!
— Вот этого ты точно от нее не дождешься.
— Знаю.
— И знаешь, как нужен нам этот союз?
— Эрик, я еще не страдаю старческой забывчивостью!
— Ну, тогда за будущее страны я спокоен! Наш король все знает и все помнит!
— Пусть судьбу княжны решает ее бешеный папаша!
— А кто же решит нашу? — смиренно спросил Эрик.
На следующий день все тот же господин, которого я звала про себя Безликим, потому что назвать свое человеческое имя он упорно отказывался, предложил сопроводить меня на прогулку. Это что-то новенькое! Страж молча ждал у двери, пока я торопливо надевала теплые вещи, боясь, что он (а скорее всего кто-то другой, давший на то разрешение) возьмет да передумает.
Рист гневался. По-другому я никак не могла определить это хмурое небо со стремительно несущимися темными тучами, грозящими ледяными дождями, а то и снегом (просто готовая акварель, только бери и пиши!); хлесткий ветер, налетавший на меня из-за каждого угла и поворота; недолгий, но больно секущий щеки дождь… Казалось, город знает, что я не имею никакого права здесь находиться, и стремится наказать меня за это.
Но даже такой — мрачный, раздраженный, холодный — Рист был мне мил.
Как и его повелитель.
Сравнимый по размерам с Ботаническим, Королевский сад произвел — по крайней мере на меня — такое сильное впечатление, что, несмотря на холод, я готова была бродить здесь часами. Что и делала в сопровождении своего безмолвного и неслышного стража, пытаясь запечатлеть в памяти неторопливо разворачивающийся передо мной великолепный парковый ансамбль: каждую аллею, скамью, скульптуру, пруд, фонтан, беседку. Так как изначально королевский замок строился именно как замок, крепость, здесь не было и не должно было быть пышной лепнины, мраморных кружев, золотых куполов и праздничных фресок — всего того, чем славится знаменитый герцогский дворец во Фьянте. Строгие и четкие линии Королевских садов прекрасно подходят суровому облику дворца… и опять же его владельцу.