Человек всегда считал себя венцом творения, мыслящей частью Вселенной, целью ее существования. Это мнение, несомненно, лестно для нас. Но Вселенная может его не придерживаться.
Марик Клестнер. Дневники (1388 г.)
Боркарат не был родной планетой «немых», но играл в их мире важную роль. Там формулировались основные принципы политики по отношению к людям, которые затем по возможности принимались независимыми политическими образованиями, входившими в Собрание. На Боркарате собирались представительные органы власти, оттуда осуществлялось руководство военными действиями в периоды вражды с Конфедерацией.
Военные корабли «немых» и людей уже несколько лет не стреляли друг в друга, но давний конфликт не затухал. Уже давно никто не знал толком, в чем его причина. Стороны не интересовались владениями друг друга и не угрожали друг другу активным образом. И тем не менее взаимная антипатия существовала уже много столетий. Политики с обеих сторон получали поддержку избирателей, обещая действовать жестко по отношению к чужакам. (Меня всегда интересовало, как у «немых» могут быть политики, если разум каждого в той или иной степени открыт всем.)
Термин «Собрание» был не вполне удачным. Государства «немых», их планеты, княжества, форпосты, орбитальные города и прочее образовывали скорее общественное, чем политическое, объединение. Однако при необходимости они удивительно слаженно реагировали на любую опасность. Некоторые исследователи полагали, что это – первые признаки зарождения коллективного разума.
С облегчением покинув «Коумар», я зашла в центр обслуживания. Там очередная женщина-аватар с моей внешностью объяснила, как добраться до музея в Провно.
Нужный мне челнок носил эмблему в виде молнии. Он был забит до отказа, и мне пришлось проталкиваться к своему месту. Именно тогда я в полной мере ощутила, насколько чуждо нам по своему строению общество «немых»: достаточно было посмотреть, как они общаются, уступают друг другу дорогу, укладывают багаж, усаживают в кресла детенышей, спорят о том, кто будет сидеть у окна, – и все это в полной тишине. Ну ладно, не в полной. Конечно, я слышала шелест одежды, скрежет закрывающихся панелей, свист выходящего из подушек воздуха, щелчки застегиваемых ремней. Но за все это время никто не произнес ни слова.
К тому времени я провела в обществе «немых» уже больше недели и постепенно училась не чувствовать себя выставленной на всеобщее обозрение. «Просто не обращай внимания», – убеждала я себя. И все же я постоянно ловила себя на том, что бросаю взгляд на кого-то из пассажиров, представляя, будто машу ему рукой.
Обычно за этим следовала физическая реакция – ответный взгляд, приподнятая бровь или еще что-нибудь. Иногда мне даже махали в ответ.
Я пыталась думать о чем-нибудь приятном и неопределенном. Вообще говоря, первобытный страх и отвращение, которые я испытывала, находясь среди «немых», таяли с каждым днем. Но там, в челноке, я чувствовала себя далеко не лучшим образом, пытаясь читать и не понимая ни слова.
Мы вошли в атмосферу, пролетели сквозь облака, освещенные заходящим солнцем, преодолели зону турбулентности и наконец вышли из облаков. Небо было усеяно звездами. Внизу сверкали огни городов.
Возле моего кресла остановилась стюардесса.
– Посадка через семь минут, – произнесла она. Я не смогла понять, откуда доносился голос.
Я провела ночь в отеле, стоявшем недалеко от набережной реки. Ашиурские здания – по крайней мере, на Боркарате – слегка отличаются от наших. Возведенные людьми сооружения, независимо от культурных влияний, выглядят статичными. Им свойственна симметрия. Каким бы эклектичным ни был замысел архитектора, постройки всегда отличаются размеренностью и пропорциональностью. А у «немых» здания вызывают ассоциации с движением, течением, энергией – и никакой симметрии. Издали мой отель выглядел незавершенным, словно часть его существовала в ином измерении.
Я поужинала в ресторане, в окружении «немых». Замечу с гордостью, что я не уронила себя в их глазах. Я сидела за столиком, спокойно поглощая еду, и даже не вздрогнула, когда какой-то младенец бросил на меня испуганный взгляд и уткнулся в молочные железы матери.
Мне стало интересно, в каком возрасте начинают проявляться телепатические способности. Может ли общаться таким образом дитя в утробе?
Ко мне подошло двое людей – мужчина и женщина, которые увидели меня. Со стороны могло показаться, что мы с ними – старые друзья. Я предложила им сесть за свой столик, и мы целый час болтали о том о сем. Они прилетели из Санкт-Петербурга, одной из древних земных столиц.
Кажется, я уже говорила, что ашиуры не употребляют алкоголя ни в каком виде. Я читала, что у них не существует таких снадобий, что они вообще не понимают, зачем людям притуплять собственные чувства. Поэтому мы подняли бокалы с безалкогольными напитками, но пообещали друг другу, что обязательно встретимся после возвращения домой. Удивительно, до чего близки друг к другу стали Андиквар и Санкт-Петербург.
Спала я хорошо, не считая пробуждения посреди ночи после какого-то особенно реалистичного сновидения на сексуальную тему. И я вновь подумала – способны ли «немые» воспринимать чужие сны? Не напугала ли я детей сразу на трех этажах? Неудивительно, что им не слишком нравится, когда рядом люди.
Я вспомнила пару, с которой познакомилась за ужином. Они были молоды и недавно поженились. Но я могла поклясться, что сегодня ночью они спали порознь – и, вероятно, излучали куда более сильные эмоции, чем при старой доброй возне в постели. Планета «немых» – не самое подходящее место для медового месяца.
Музей иных форм жизни располагался в обширном парке на острове Провно: он входит в состав протяженного архипелага в одном из южных морей. Большую часть парка занимают общественные здания и исторические заповедники. Зеленые зоны часто посвящены тем или иным историческим фигурам, а иногда служат обычными местами отдыха. В парке есть реки и водится множество мелких зверьков, которые выпрашивают подачки у посетителей.
Постройки выглядели весьма своеобразно – крыши наподобие океанских волн, наклонные шпили, парящие в воздухе трубы. Толпы народа перемещались по длинным изогнутым дорожкам, иногда поднимавшимся до верхних этажей. Повсюду виднелись покрытые листьями галереи – в них можно было укрыться и насладиться прелестями природы. Все казалось легким и хрупким, неосязаемым, как солнечный свет.
Частному транспорту въезжать в парк запрещалось. Посетители могли попасть туда на воздушном такси, но основная их масса прибывала на магнитоплане. Я никогда раньше не видела этих аппаратов и не имею понятия, как они устроены.
По обеим сторонам музея стояли похожие, но не одинаковые обелиски. Здание из белого мрамора, с арками, колоннами и поднимающимися эстакадами напоминало детскую головоломку, которую можно разбирать и снова собирать – и каждый раз она будет выглядеть иначе. Движущийся пандус привел меня к главному входу. Я подошла к стене с надписью, выполненной ашиурскими символами. Переводчик сообщил, что музей был основан неизвестно когда – преобразование дат не очень удавалось устройству – и что его сотрудники рады видеть представителей любых форм жизни со всей галактики.