– Ожидать, что они живы столько тысячелетий спустя, – значит желать слишком многого.
Я была согласна с этим.
– Не стоит ждать чуда, – сказала я, предчувствуя дурное.
– Обнаружены океаны, – продолжала Белль.
– Отлично! – Алекс наклонился вперед, словно гончий пес.
– У меня вопрос, – вставила я.
– Выкладывай.
– Если это действительно Марголия, почему Уэскотты ничего не сказали? Когда они тут были – в тысяча триста восемьдесят шестом или седьмом? Планы были уничтожены не позже девяностого. Но даже в девяносто пятом Уэскотты продолжали молчать.
– Это выглядело бы несколько подозрительно, – сказал Алекс.
– И что с того? Рано или поздно им все равно пришлось бы рискнуть и рассказать обо всем.
Он покачал головой:
– Может, они просто хотели еще немного подождать.
– Алекс, не тешь себя надеждой.
Обычно Алекс не проявлял такой горячности, но ожидания были столь велики, что он попросту не сдержался. Дело было вовсе не в деньгах: под шкурой прожженного дельца обитала романтическая натура. А возможность, которая открывалась сейчас, выглядела очень романтично.
Мы все еще пребывали в приподнятом настроении, когда Белль тихо сказала:
– Похоже, у нас плохие новости.
Радость тотчас же сменилась унынием.
– Что такое, Белль? – спросила я.
– Планета непригодна для заселения. И вероятно, вообще для пребывания людей.
Алекс издал горловое рычание:
– Белль, но ведь ты говорила, что она в биозоне?
– Планета удаляется от солнца.
– В каком смысле? – спросил Алекс.
– Она движется по вытянутой эллиптической орбите. Точных данных пока нет, но я оцениваю максимальное удаление в четыреста миллионов километров.
– Холодные же там зимы, – заметила я.
– Минимальное приближение – сорок миллионов. Возможна ошибка в десять процентов, но при таких расстояниях это несущественно.
– Пожалуй, – согласился Алекс.
– В точке перигелия экваториальные регионы планеты получают в четырнадцать раз больше солнечного света на квадратный сантиметр, чем Окраина.
– А что происходит с океанами в самой удаленной точке орбиты?
– Данных пока недостаточно.
Планету окутывали белые кучевые облака. Больше половины ее поверхности занимали океаны, материки были покрыты зеленью.
– Наклонение оси – десять градусов, – сказала Белль и подтвердила, что луны у планеты нет.
– На расстоянии в сорок миллионов километров вода должна выкипеть, – заметил Алекс.
– Приближаясь к перигелию, планета ускоряется и, когда солнечное излучение достигает максимума, движется очень быстро.
– С адской скоростью, – добавил Алекс.
– Да, наверняка. При максимальном удалении ее скорость намного ниже. Большую часть времени там стоит суровая зима.
– Но разве океаны не высыхают и не исчезают, Белль? – спросил он. – При такой-то орбите?
– У меня нет данных, – ответила она. – Могу, однако, сказать, что их наличие летом обеспечивает некоторую защиту от жары.
– Каким образом? – поинтересовалась я.
– Когда планета проходит близко от солнца, океаны начинают усиленно испаряться. Уровень моря может понижаться на тридцать метров. Влага уходит в небо, и возникает то, что вы видите сейчас: оптически непрозрачные грозовые облака, которые блокируют большую часть поступающего излучения.
Датчики сумели пронзить плотную атмосферу, и мы получили изображения – долины рек, обширные ущелья, горы со снежными шапками.
– Подозреваю, что океаны теряют воду, – сказала я. – Еще несколько миллионов лет, и они, вероятно, исчезнут.
– Похоже, в воде водятся крупные живые существа, – сообщила Белль.
– И они не замерзают? – удивился Алекс. – Что же тут с временами года?
– Продолжительность года – примерно двадцать один с половиной стандартный месяц. В течение девяти месяцев температурные условия вполне терпимы, даже комфортны. В те шесть месяцев, когда температура опускается ниже всего, океаны замерзают, но я не могу определить, на какую глубину, – вероятно, метров на сто. Это защищает их от чрезмерной потери тепла.
– И морские существа, таким образом, выживают?
– Да.
– Можешь сказать, как они выглядят?
– Нет. Я различаю движение, но подробностей пока нет.
На планете не наблюдалось ни жилья, ни признаков того, что на нее ступала чья-нибудь нога. Сушу покрывала растительность, что-то вроде джунглей. Крупных наземных животных мы не увидели – и вообще каких-либо животных.
Мы опустились на низкую орбиту, и Алекс уставился на планету. С такой высоты она выглядела теплым, приятным, идиллическим местом, прекрасно подходящим для основания колонии.
По планете было разбросано несколько клочков пустыни, но почти всю остальную сушу покрывали джунгли.
– Не понимаю, – сказала я. – Планета регулярно оказывается на расстоянии вытянутой руки от солнца. Как выживает вся эта растительность? Почему планета не превратилась в пустыню или даже в обугленный камень?
– Периодическое приближение к солнцу создает жаркий, влажный климат: то, что нужно для появления джунглей. И, как я уже говорила, облака эффективно защищают от тепла.
Алекс думал совершенно о другом.
– Белль, ты видишь какие-нибудь признаки цивилизации? Здания? Дороги? Может, пристань? Хоть что-нибудь?
– Ответ отрицательный. Естественно, на сканирование всей планеты потребуется время.
– Естественно.
– В данный момент температура в средних широтах составляет от двадцати трех до пятидесяти градусов по Цельсию, – сообщила Белль.
– Жарковато, – заметил Алекс.
– Атмосфера состоит из азота, кислорода и аргона. Пригодна для дыхания. Возможно, содержание кислорода выше привычного. Давление на уровне поверхности – где-то в пределах тысячи миллибар.
– Как дома.
– А почему бы и нет?
Алекс смотрел на джунгли.
– Что скажешь, Чейз?
– Не могу представить, чтобы кто-то захотел здесь поселиться.
В воздухе возникла Белль, принявшая облик пожилой библиотекарши или доброй бабушки: морщинистое лицо, седые волосы, ободряющая улыбка.
– Отмечаю вулканическую активность в южном полушарии.
Мне нужно было с кем-то поговорить, и я вызвала аватар Гарри Уильямса. Он появился в кресле справа от меня, непринужденно улыбнулся и поздоровался. Уильямс – или, по крайней мере, его аватар – отличался высоким ростом. Он окинул взглядом мостик, словно свою собственность.