Если вы видели одну луну, можно сказать, что вы видели их практически все. С одной стороны – той, что мы видели на голограмме, – спутник был густо испещрен кратерами. Другая была относительно гладкой – вероятно, вследствие давнишнего излияния лавы. Мы вышли на орбиту спутника и начали искать хоть что-нибудь, способное подсказать нам, как он тут очутился.
Алекс сделал фотографии, и мы составили карту объекта, измерили его и просканировали, надеясь отыскать признаки того, что по нему кто-то ходил, – базу, монумент, брошенный в пыли гаечный ключ. Хоть что-нибудь. Но если следы и были, мы их не увидели.
– Период обращения – приблизительно семьсот тридцать пять лет. Сейчас объект находится на полпути между афелием и перигелием.
– У нас есть станция и луна, – заметила я. – С их помощью мы могли бы выяснить, где и когда случилась катастрофа.
– Действуй, – кивнул Алекс.
Я получила шанс блеснуть.
– Белль, – сказала я, – отследи орбиты спутника и станции на девять тысяч лет назад. Пересекаются ли они в какой-либо момент?
– Работаю, – ответила Белль.
– Неплохо, Чейз, – заметил Алекс. – В будущем ты могла бы сделаться отличным математиком.
– Для меня это стало бы шагом назад, – возразила я.
Белль снова подала голос:
– Нет, не пересекаются, но сходятся достаточно близко.
– Насколько близко?
– Они сближаются на две целых три десятых миллиона километров третьего марта две тысячи семьсот сорок пятого года по земному календарю.
– Через пятьдесят пять лет после их первой посадки, – добавил Алекс.
– Давай посмотрим, как это выглядело, Белль. И покажи нам границу биозоны.
Белль приглушила свет. Показав нам солнце, она описала вокруг него широкий круг, обозначавший биозону, затем добавила ярко-желтую дугу.
– Это орбита станции. – Рядом с первой дугой прошла вторая. – Орбита луны.
Сближение произошло на внутренней границе биозоны.
– Белль, покажи нам, где в тот момент находилась землеподобная планета, – попросил Алекс.
– Полной уверенности нет: до катастрофы орбита планеты могла быть другой.
– Естественно, она была другой, Белль, – кивнула я.
– Так что мне тогда делать? – раздраженно бросила она.
– Предположим, что землеподобная планета изначально двигалась по стандартной орбите внутри биозоны, возле ее внутренней границы. Где она находилась бы в этом случае?
– Одну минуту, пожалуйста.
Все молчали.
Появился мигающий маркер, отстоявший на ширину ладони от луны и еще дальше – от станции.
– Непохоже на пересечение, – сказал Алекс.
Мы остановим поток идеологической чуши – не важно, идет ли речь о политических, религиозных или социальных теориях, – который течет из поколения в поколение. Мы начнем все заново, в новом месте, по-новому подойдя к делу. Мы извлечем уроки из истории и отвергнем доктрины, из-за которых человечество увязло в какофонии разногласий и хаоса. Мы всегда знали, что величие достижимо, ибо видели, каков потенциал личности, сбросившей оковы конформизма. Теперь же мы продемонстрируем всем, что может произойти, если общество в целом выше всего ценит свободу разума.
Гарри Уильямс. Из речи во время празднования Дня свободы в Берлине, 3 марта 2684 г. н. э.
Мы все еще вращались по орбите вокруг луны, когда Белль доложила, что обнаружила «Бремерхафен».
– Последний фрагмент головоломки, – сказала я.
– Посмотрим.
Он был меньше, стройнее и длиннее «Искателя». Двигатели были целы. Мы не увидели никаких повреждений, кроме вмятин – вероятно, их нанесли дрейфующие в космосе куски камня и льда. Корпус корабля украшал такой же, как на «Искателе», флаг и надписи, выполненные в несколько ином стиле.
Человеческих останков внутри не обнаружилось. Некоторые предметы неплохо смотрелись бы в каталоге «Рэйнбоу», но Алекс решил, что с «Бремерхафена» мы ничего брать не станем. Причины он не объяснил, сказав лишь:
– Оставим все Винди.
Открыв панели на мостике, мы увидели отсоединенные провода и пустоту на месте черных ящиков. Алекс бродил вокруг, топая магнитными башмаками, и светил фонарем во все открытые места.
– Чейз, – наконец произнес он, – ответь мне на один вопрос. После того как черные ящики переставили на «Искатель», этот корабль мог куда-нибудь добраться своим ходом?
– Сомневаюсь.
– Но уверенности нет?
– Я мало что знаю о нем. Вполне возможно, например, что на борту есть вспомогательный центр управления.
– Ладно, – сказал Алекс. – Можно ли установить это наверняка?
Я вспомнила о преобразователях энергии с «Бремерхафена» в машинном отделении «Искателя».
– Давай взглянем на двигатели, – предложила я.
Я уже говорила, что плохо знакома с технологиями третьего тысячелетия. Но вовсе не требуется знать их хорошо, чтобы понять, каких деталей не хватает и какие кабели отсоединены. Достаточно было одного лишь взгляда, чтобы понять: своим ходом «Бремерхафен» никуда добраться не мог.
Мы ничего не стали трогать – лишь сделали видеозапись, после чего вернулись на «Белль-Мари» и налили себе кофе.
Мысли Алекса блуждали где-то вдалеке.
– Что? – наконец спросила я.
Он сделал большой глоток.
– Думаю, та планета с джунглями и есть Марголия.
– Несмотря на то, что орбиты не совпадают?
– Да. Мне почему-то кажется, что эта планета стала их могилой.
Никаких признаков того, что на планете когда-то жили люди, не наблюдалось. Но, разумеется, за несколько тысячелетий густая растительность, которую мы видели перед собой, поглотила бы и Андиквар. Мы опустились на планету и немного побродили по ее поверхности, пытаясь отыскать какие-либо свидетельства, но ничего не нашли. Чтобы получить подтверждение – или опровержение, – требовалось специализированное оборудование.
– Чейз?
– Да, Белль?
Алекс просматривал снимки, сделанные на поверхности, а я дремала на мостике.
– Я исследовала орбиту «Бремерхафена».
– И что?
– Третьего марта две тысячи семьсот сорок пятого года он находился в тридцати миллионах километров отсюда.
– От этой планеты? – спросил Алекс.
– Да.
Мы переглянулись.
– И как это объяснить? – поинтересовалась я.
– Давай пока считать это просто аномалией.