Как считал Грабер, да и многие другие, «Голод» давно перестал быть просто игровой площадкой. Многие люди покупали ключи персонажей ради того, чтобы сбежать от реальности, а не ради того, чтобы окунуться в вымышленный мир.
– «Двухголовые драконы» объявили меня вне закона за то, что я воровала у них нейронный наркотик, а в КвазаРазмерности я всегда была чужой… – Юмаки попыталась заплакать, но вместо этого лишь усилилась дрожь – тело игрового клона требовало принять нейронный наркотик.
– Тебе нужно успокоиться, – сказал Грабер.
– Не мне, – замотала головой Юмаки, решив, что похожий на крысу копальщик не понимает суть проблемы. – Успокоиться нужно телу игрового клона.
– Именно это я и говорю, – Грабер обнял женщину за плечи.
Другие копальщики недовольно заворчали, но возражать не стали. Грабер отвел Юмаки в свою крысиную нору, где было темно и холодно. Его глаза и тело создавались адаптированными к тяжелым условиям, но новая знакомая не могла похвастаться подобным. Крепкая для средних уровней и совершенно беспомощная в ремонтных полостях, она легла на жесткую постель, свернулась калачиком, поджав к груди ноги, и закрыла глаза. В тишине было слышно, как стучат ее зубы.
– Все пройдет. Нужно просто немного полежать, и все, – прошептала Юмаки. – Просто немного полежать…
Голос ее дрожал, надрывался. Слова напоминали горячечный бред.
– Попытайся заснуть, – посоветовал Грабер.
– Я уже сплю, – неловко улыбнулась Юмаки. – Сплю наяву…
Стук зубов и хриплый шепот слились, но Грабер уже не слышал этого. Он покинул свою крысиную нору, отправившись к знакомому конструктору сознания.
– Пришел за нейронным наркотиком для своей гостьи? – спросил старик, улыбнулся, обнажив гнилые зубы игрового клона, и попросил не удивляться. – В ремонтных полостях новости быстро разносятся.
Грабер кивнул. Стоимость горсти пилюль не беспокоила его. Вопреки мнению большинства, что беднее копальщиков в игре никого нет, в кредитах он был не стеснен – работа на Лок-Кли и охрана канала Мейза накладывали свои обязательства, но и несли ряд приятных бонусов: уважение, кредиты, разговоры с небожителями. Впрочем, последнее большинство копальщиков считали скорее минусом, чем плюсом.
– Небосводы Рая не должны пересекаться с подземельями Ада, – говорили они, формируя новую игровую философию, которой вряд ли было суждено пустить корни: копальщики приходили в голод не для того, чтобы найти новые истины, в большинстве своем они бежали от опостылевших истин КвазаРазмерности.
Вернувшись в свою нору, Грабер заставил Юмаки принять полученную от конструктора сознания пилюлю, затем активировал свой модуль подмены, переведя в безопасный режим классического нейронного модулятора, и уже собирался уйти, когда услышал тихую просьбу новой знакомой остаться.
Никогда прежде Грабер не использовал нейронный модулятор совместно: слышал, что тысячи лет назад это практиковалось, но не думал, что сам попробует подобное.
Нейронный трип был долгим и ярким. Модулятор объединил сознания Грабера и Юмаки, смешал подавленные желания и страхи, выдав ослепительный блеск безбрежных снежных пустынь, окруживших жилые комплексы. Холода не было, скорее наоборот. Трип принес воспоминания канувшей в небытие жизни, когда морские волны лизали желтый песок усеянных людьми пляжей, а белый диск, зависший высоко в небе, мог приласкать и согреть своими вездесущими лучами, которые, отражаясь от переваливавшихся друг через друга волн, так часто слепили глаза. Это было что-то простое и забытое. Что-то естественное для человека, в отличие от электронных россыпей технологического прогресса, подкупивших людей своим фальшивым блеском. Все эти нейронные сети, все технологии, включая целый мир под названием Квазар, раскинувшийся в Подпространстве, – все это казалось чуждым, лишним, неуместным. Болезненная зависимость, неуверенность в своих собственных силах, если вдруг остаться без жидких чипов, без связи с нейронными медицинскими помощниками… И страх перед одиночеством, перед самим собой, своими мыслями, когда мозг не взрывают многопотоковые информационно-развлекательные трансляции и рекламные блоки, способные оплатить любую жизненно необходимую человеческую нужду…
В своем трипе Грабер и Юмаки были выше технологической зависимости общества. Фантазия ожила, позволив им подняться над социальными и научными системами, служившими фундаментом общества. Они вернулись в прошлое, в свободные дни теплого солнца и задорного детского смеха, когда семьи приходили на пляж в воскресный день, а их дети резвились у берега, строя песочные замки или барахтаясь в теплых прибрежных водах. И где-то высоко летали чайки: крупные и белые. Они кричали так пронзительно, что вначале Грабер и Юмаки невольно вздрагивали, но потом привыкли, адаптировались. Ни он, ни она никогда прежде не изучали этот период времени, ничего не слышали о нем, даже не пытались представить, но сейчас… Сейчас прошлое разверзлось и поглотило их. Идеальный мир, где была продумана каждая деталь.
– Может быть, информация об этом периоде хранилась в нейронном модуле, к которому мы подключены? – предположила Юмаки, когда первый восторг отпустил, позволив отдышаться, собравшись с мыслями.
Грабер не ответил, но этого было достаточно, чтобы Юмаки поняла – он не согласен.
– Как же тогда объяснить то, что мы видим? – спросила она.
– Не знаю. Может быть, поэтому игроки и подсаживаются на нейронные наркотики?
– Раньше люди тоже подсаживались.
– Смотри! – Грабер прищурился, чтобы не слепило солнце, и проводил растерянным взглядом пару пышногрудых блондинок в купальниках.
– Ну, с бюстом все понятно, – усмехнулась Юмаки. – Для игроков, купивших ключи «Голода», плотские интересы не новость.
– Я смотрел не на грудь, – сказал Грабер, указывая взглядом на сине-желтый волейбольный мяч в руках красоток. – Как ты думаешь, что это?
– Не знаю, – озадачилась Юмаки.
Девушки растворились в компании загорелых подростков. Оживленные голоса, смех.
– Что они делают? – думала вслух Юмаки, когда подростки начали играть в волейбол.
Сине-желтый мяч летал через сетку, разделившую поле надвое.
– Наверное, это какие-то примитивные игры прошлого, – высказался Грабер.
– Очень странные.
– Да.
Мускулистый подросток прыгнул, пытаясь дотянуться до меча. Загорелое тело вытянулось в струну. Чтобы спасти уходящий мяч, подростку не хватило совсем чуть-чуть. Он упал на желтый песок. Девушки из противоположной команды взорвались задорным смехом.
– Они как дети, – подметила Юмаки. – Вот только не пойму: глупые или счастливые?
– Не забывай, что все это позаимствовано модулятором из нашей головы.
– Ты помнишь, когда смеялся так беззаботно?
– Нет.
– И я не помню.