Ответом ему стало всеобщее негодование.
– Нельзя! – выкрикнула половина из нас. – Нас же ждут!
А остальные добавили чуть ли не в один голос:
– Я же свою парадную одежду испорчу!
Высокий мальчик стоял, заложив руки в карманы, и смотрел на наши разгоряченные, встревоженные лица.
– Если мы им там так уж нужны, – сказал он, будто бросая пробный шар, – могли бы потрудиться прислать за нами машину.
– Да кто же будет посылать машину за слугами! – возразила одна из девочек.
Высокий мальчик кивнул:
– Пожалуй, ты права.
Мне почему-то показалось, что до этого момента этот мальчишка не имел ни малейшего понятия, почему мы все здесь оказались. Я видел, что он обдумывает то, что услышал.
– И тем не менее, – сказал он наконец, – даже слугам ничто не мешает снять обувь и походить по этой мягкой травке, верно? Никто же не увидит.
Все лица повернулись к нему с проблеском надежды.
– Валяйте, – сказал он. – А как подойдем поближе к дому, можете снова обуться.
Чуть ли не половина последовала его совету. Девчонки сбросили туфли; мальчишки расшнуровали ботинки. Высокий шагал сзади с довольной, хотя и слегка высокомерной улыбкой и наблюдал, как они шлепают босиком по мягкой траве. Некоторые девочки задрали узкие юбки повыше. Мальчишки скинули пиджаки.
– Вот так-то лучше, – сказал высокий. Потом повернулся ко мне: – А ты чего?
– У меня ботинки старые, – сказал я, указывая пальцем. – Они не трут.
Его собственные ботинки, судя по всему, были ручной работы. Сидели как влитые. Тут мне в голову закрались подозрения.
– Если это правда такое испытание, как ты сказал, они его только что провалили, причем по твоей вине, – выложил я.
Мальчик передернул плечами.
– Все зависит от того, нужны ли в Столлери босоногие горничные и лакеи с огромными волосатыми пальцами на ногах, – сказал он и – готов поклясться – бросил на меня очень пристальный взгляд, будто уточняя, на эти ли должности мы все тут нацелились. Потом его внимательные темные глаза остановились на моем пакете. – У тебя не найдется лишнего бутерброда? Жутко хочется есть. Цыгане едят только тогда, когда разживутся хоть чем-нибудь съестным, вот только пока я ехал с ними, им, похоже, не слишком везло.
Я протянул ему бутерброд, а другой взял себе.
– Вряд ли ты так уж много времени провел с цыганами, – заметил я. – У тебя даже одежда не помялась.
– Ты не поверишь, – сказал он. – Я провел с ними почти месяц. Большое тебе спасибо.
Мы зашагали дальше, жуя яйцо и кресс-салат; дорога же уходила все вперед; вдали показались новые холмы с деревьями и ажурными беседками на вершинах; другие ребята кучкой шагали впереди. Многие из них тоже пытались жевать бутерброды, не теряя при этом пиджаков, обуви и пакетов.
– Как тебя зовут? – спросил я через некоторое время.
– Можешь называть меня Кристофером, – ответил он. – А тебя?
– Конрад Те… Грант, – ответил я, вовремя вспомнив, что у меня теперь новое имя.
– Конрад Тигран? – переспросил он.
– Нет, – ответил я. – Просто Грант.
– Ну хорошо, – согласился он. – Буду звать тебя Грант. И что, Грант, ты мечтаешь о том, чтобы стать лакеем и вышагивать по Столлери с обтянутой бархатом икрой?
Икрой? – не понял я. Представил, как подаю к столу икру в бархатном мешочке. Так, что ли?
– Не знаю, что там и чем обтягивают, – сказал я, – но одно знаю точно: на службу из нас возьмут одного-двух, не больше.
– Это само собой разумеется, – кивнул Кристофер. – Так что в тебе, Грант, я усматриваю своего главного соперника.
Я думал в точности то же самое про него, так что его ответ меня просто ошарашил. Мы в молчании миновали еще один изгиб дорожки, а за ним обнаружились цветочные клумбы, разбитые в тени деревьев: судя по всему, мы приблизились к саду, окружавшему дом. Тут из-за ближайших деревьев выскочила собака и рванула к нам со всех ног. Собака была здоровенная. Те, что шли по траве, тут же впали в панику и принялись орать, что это, наверное, сторожевая собака, которую специально спустили с цепи. Какая-то девчонка заверещала. Мальчишка с домодельными ботинками в руках замахнулся ими, явно чтобы швырнуть в собаку.
– Не вздумай, идиот! – заорал на него Кристофер. – Ты что, хочешь, чтобы она на тебя набросилась?
Он стремительными шагами пошел навстречу собаке. Та еще наддала ходу и летела к нему, распластавшись над землей.
По-моему, ребята совершенно правильно отреагировали на эту собаку. Она рычала, явно намереваясь вцепиться Кристоферу в горло, а приблизившись, вся подобралась, готовясь к прыжку. Снова заверещала одна из девчонок.
– А ну стой, глупая псина, – сказал Кристофер. – Стой, говорю.
Псина действительно остановилась. И не только остановилась, но завиляла хвостом, завиляла всем задом и поползла, повизгивая, к Кристоферу, а когда подползла, попыталась облизать его великолепные ботинки.
– Слюни не распускать, – распорядился Кристофер; псина застыла и только повизгивала. – Ты ошиблась, – объявил ей Кристофер. – Мы не воры и не разбойники. Ступай обратно. Ступай туда, откуда пришла.
Он решительно указал на деревья. Псина поднялась и медленно побрела обратно, время от времени оборачиваясь, – видимо, она не теряла надежды, что Кристофер позволит ей вернуться и еще поползать у его ног. Кристофер же спустился с холма и объявил:
– Похоже, ее натаскали кидаться на любого, кто сойдет с дорожки. Увы, народ, дальше придется опять шлепать в обуви.
На него теперь смотрели исключительно как на героя, спасителя и командира. Многие из девчонок, напяливая туфли, бросали на него неприкрыто страстные взгляды; а потом мы все побрели, хромая, дальше по дороге, которая делала тут еще один изгиб. Дорогу обступили живые изгороди, сквозь которые полыхали разноцветные цветы, а еще дальше, за деревьями, поблескивали многочисленные окна. Вправо ответвлялась тропинка. Кристофер скомандовал:
– Сюда, народ, – и повел нас по ней.
Мы снова шли по парку, но оказалось, что обулись все, в общем, не зря, потому что эта тропинка оказалась совсем короткой, и скоро от нее ответвилась другая; она змеилась между высокими кустами с блестящими листьями и заканчивалась у подножия каменной лестницы.
Мальчишки поспешно напялили пиджаки. На верхней ступени лестницы поджидал некий молодой человек. Был он довольно тощ, а ростом разве что чуть-чуть повыше Кристофера. Лицо у него было приятное и курносое. Тем не менее все мы, включая Кристофера, уставились на него чуть ли не с благоговением, потому что на нем красовались черные бархатные панталоны, ниже – чулки в желтую и коричневую полоску, а еще ниже – черные туфли с пряжками. Сверху на нем был подобранный в тон коричнево-желтый полосатый жилет, а под ним – белая рубашка. Длинные белокурые волосы были стянуты на затылке черной лентой, завязанной аккуратным бантом. Тут и не захочешь, а вытаращишься.