Игорь улыбнулся:
— Я все равно ничего не понял.
— У каждого из нас, студентов, есть руна стихии. Это не просто символ, не просто украшение — это основа того, что со временем превратится в портал последней надежды. И уже сейчас наши руны кое-что могут: помочь рассмотреть нити силы, призвать стихию… ну, или поднять тревогу.
— Как предусмотрительно, — хмыкнул парень. — Значит, одарить или не одарить нас возможностью сохранить жизнь, решать будут после, но готовятся к этому уже сейчас.
— Это очень сложное колдовство, для него придется смешать лечебную магию, личную силу объекта, стихии.
— Нас этому будут скоро учить?
— Думаю, никогда, — пожала я плечами. — Даже если мы с тобой будем знать, что да как, применить свои знания на практике не сможем. На месте наших преподавателей я бы гоже лишних телодвижений не делала.
— А если…
— Хватит пустой болтовни, — прикрикнула я на ветреника. — Немедленно отвечай, что у тебя за коллекция под кроватью обнаружилась?
Зеленые глаза воровато блеснули. Я демонстративно погладила брошь. Ниточка ветра, которую я использовала для создания тревожной птицы, была последней. Больше их в комнате не наблюдалось. Но Игорь этого, кажется, не заметил. Судя по красноватому следу на переносице парня, для этой волшбы ему нужны специальные магические очки. Помнится, когда я с Зигфридом познакомилась, он такие стекляшки повсюду за собой таскал. Теперь-то вырос мой огневик, заматерел, одним пальцем нити силы скручивать может. Л через что ему для этого пришлось пройти, даже думать не хочется.
Игорь отчаянно покраснел.
— Я стрегони, — наконец произнес парень. — Знаешь, что это такое? Ай, к чему спрашивать, конечно, знаешь. Ты же из наших, из горных. Я как тебя заприметил, сразу решил — славная девчонка, боевая. Я, может, всю жизнь такую искал — простую, без фанаберий. Я же ухаживал за тобой по-хорошему — цветы там, мадригалы…
— Цветы помню, — согласилась я: — А виршей не было.
— Были. Только я их сперва Стихоплету показал, он меня на смех поднял. «В своем ли ты уме, студент Стрэмэтурару? — говорит. — Это же не просто ваша романская бродяжка в Квадрилиум учиться пожаловала, это самого дона дель Терра внучка».
Глупые мальчишки! Внучка я бабушкина и ничья больше. И знали бы вы, какая могущественная ведьма моя бабуля, в штаны бы наложили от ужаса.
— Стрегони — это романские ведьмы? — перевела я разговор.
Игорь кивнул.
— Меня мама и тетка кое-чему научили. Вот и решил тебя приворожить, раз по-хорошему ты не хотела. Тельная рубаха, птичье перо, кровь, песок…
— Погоди, — начала злиться я, подозревая подвох, — стрегони ведьмы, не ведьмаки. Ваша богиня, не помню ее прозвания, вообще мужской род не жалует. По женской линии у вас сила передается.
— Я не знаю, почему так получилось! — чуть не плакал парень. — И никто не знает. Может, пошутила она, может, не нашла в том поколении никого достойней? Меня девчонки еще в детстве насмешками извели. Думаешь, мне приятно было с ними на шабаши летать? Да если я тебе сейчас…
— Ничего не хочу про ваши обряды знать! — прикрикнула я в ответ. — Дело ваше тайное, не для моих ушей.
— И то правда, — согласился он. — Прости, если что не так. Хотел приворожить, не получилось. Рубаху свою забирай.
— Ты от меня так просто не отделаешься, — зашипела я. — Подвязки чулочные — это, стало быть, памятки славных побед?
— От твоих тесемок я бы тоже не отказался.
Игорь наглел прямо на глазах. А ведь недаром Иравари его красавчиком назвала.
— Держи карман шире! К слову, о карманах…
Я протянула вперед раскрытую ладонь.
— Эпистолу отдай.
— Ни за что. Я еще и ректору на тебя нажалуюсь, что ночью ко мне ворвалась.
— А я тогда ему рубаху покромсанную предъявлю и твою коллекцию любовную присовокуплю!
— А ректор в ведовство не верит, потому что магии суть одна — стихийная, а все остальное — дикарское невежество и поклонение глиняным болванам.
У меня от злости в глазах потемнело. Потому что учиться надо было прилежнее, донья Ягг, занятиями не манкировать. Вот тогда бы вас этот рыжий недоросль цитатками-то не отбрил, вы бы тогда знали, что ему, похабнику, ответить.
Я медленно досчитала до десяти и твердо встретила хитрый взгляд ветреника.
— В отличие от высокого начальства, я в дикарскую волшбу верю. И если ты мне эпистолу не отдашь, наговорю тебе на нос три… нет, четыре чирья. За землю, огонь, воду и связующий их ветер. Посмотрим тогда, с какой быстротой твоя чулочная коллекция пополняться будет.
Ему очень не хотелось верить, но я легко натянула на себя первую пришедшую на ум личину. Перед пергаментно-бледным Игорем сидела теперь древняя морщинистая старуха, с длинным крючковатым носом и торчащими вперед желтыми клыками.
— Бумагу! — прошамкала я. — Быстро!
Романин нагнал меня уже в коридоре, когда я величественно шествовала вдаль, в одной руке держа свою рубаху, а в другой — злополучную эпистолу.
— Лутеция, подожди!
Я крутнулась на каблуках.
— Господин Стрэмэтурару, ваша настойчивость начинает мне докучать!
«Эх, жаль, руки заняты, — подумалось отстраненно. — Эффектный жест с поисками у пояса воображаемой шпаги пришелся бы сейчас очень кстати».
— Лутоня…
Я удивленно наблюдала за его дрожащими губами.
— Отложи экзамен. Я сделаю для тебя все, что ты захочешь. Присягну под любой ложью, которую ты собираешься преподнести ректору. Только не нужно рисковать. Время терпит, в следующем году…
У меня защемило сердце.
— Не кручинься, добрый молодец, со всеми бедами справимся.
Игорь грустно улыбнулся:
— Хорошо. Раз ты так решила, так тому и быть. Только пообещай мне, что на башню пойдешь без пары.
— Это еще почему? — Я и про башню-то слышала сейчас впервые.
— Потому что твой партнер выпьет весь твой ветер.
В словах молодого человека был смысл. Ветер, связующий и мятежный, мог питать любую другую стихию. И не всегда для этого требовалось согласие адепта.
— Спасибо за совет, — кивнула я. — Тебе тоже удачи, Игорь.
Он вздрогнул, услышав свое имя, и долго глядел мне вслед.
А потом я, наконец, добрела до своей комнаты.
— Умаялась? — приветствовала меня зазеркальная Иравари. — Да уж, нелегкий денек был. Твоя соседка усвистала магические способности увеличивать, так что ночевать вряд ли заявится.
— Мне все равно. — Я кулем свалилась на кровать поверх стеганого одеяла. — Мне бы еще завтрашний день как-то пережить, а дальше полегче будет.