— Я решила, что к бабе Рае не стоит ехать вообще. Раз вы говорите, что днем можно что-то подслушать, дорога каждая минута.
— А как же одежда?
— Ради сына готова поступиться даже модой, — гордо заявила я.
Американец добрым взглядом выразил мне свое уважение. С этим уважением я Москву и покинула.
В дороге американец повел себя как всегда неприлично: вытащил свой мешочек и давай молится. А чем же должна заниматься я? Умирать от скуки?
— Можете вы хоть чем-то даму развлечь? — не скрывая раздражения, спросила я.
Он пожал плечами и ответил:
— В принципе, наверное, могу, но не ставлю перед собой такой задачи.
«Ответ прозвучал нагло,» — мысленно отметила я, делая выводы, что совсем он недрессированный, этот американец.
— Неужели вы можете говорить и думать только о Боге? — изумляясь, воскликнула я.
— Могу я все, но стремлюсь лишь к тому, что доставляет мне наслаждение.
— К этому и я стремлюсь, хоть и не монахиня, так в чем же разница между нами?
— В том, что я осознал назначение своей души, а вы нет, потому и страдаете.
Мне стало обидно:
— Я страдаю? Только и делаю, что наслаждаюсь буквально всем: едой, мужчинами, подругами, зрелищами и даже шляпками. Ум мой постоянно находится в поиске чем бы насладиться еще.
Монах усмехнулся, с удовлетворением кивнул и согласился:
— Да, вы во власти кармы, неизбежно ведущей вас к Высшей Истине: наслаждение души только в чистом и преданном служении Верховной Личности Господа. Все остальное — иллюзия, а в ней падение. Когда-нибудь ценой многократных рождений вы придете к этой истине, пока же майя завлекает вас в сети материальных наслаждений.
— Кто она, ваша майя? Вы столько уже говорите о ней, а я не знаю.
— Майя — низшая, иллюзорная энергия Верховного Господа, которая правит материальным миром. Майя — это забвение своих вечных отношений с Верховной Личностью Господа. Майя запутывает нас чередой материальных желаний, заставляя нарабатывать карму, и уводит от Духовного Царства, заставляет умирать и рождаться, вместо того, чтобы жить вечно.
— Зачем же нам горе такое? Зачем же майя эта послана Господом нам? — удивилась я, памятуя о прошлой речи монаха, где он расписывал доброту Господа.
— Майя призванна воспитывать падшие в этот материальный мир души. Она многообразна в своих проявлениях, она дает массу соблазнов с одной лишь целью: не дать попробовать того, чему нет равного: наслаждения истинного служения Господу. Раз вкусив наслаждения истинного служения Верховной Личности Господа, человек откажется от всего материального и не пожелает расставаться с Духовным Царством, но вкусить этого он может лишь очистившись от скверны желаний, уводящих его от Абсолютной Истины.
Тут уж я никак не могла промолчать:
— Разве дело только в желаниях? Можно подумать, что мы приходим в благоустроенный мир. Приходится изрядно поработать, прежде чем вкусишь хоть чего-нибудь, не говоря уже о наслаждениях.
— И все же желание движет людьми — желание наслаждений. В материальном мире люди живут в погоне за миражом, ищут счастье, а находят нищету, голод, холод, предательство близких, болезни, душевные страдания и смерть. Короткий миг наслаждения в этом мире достается страшной ценой труда и страданий, в Духовном же Царстве Господа наслаждение длится вечно и нет здесь такого удовольствия с которым это наслаждение можно сравнить.
— Да что вы говорите? — изумилась я. — Там что, действительно такой кайф?
— Невыразимый, — заверил монах.
Я разволновалась, как же так, где-то есть вполне доступный кайф, а я даже и не попробовала.
— Послушайте, — воскликнула я, — но неужели нет другого пути? Неужели обязательно надо отказываться от этой жизни? Отказываться от еды, секса и шляпок? По— другому испытать этот кайф нельзя?
Монах, горестно качая головой, ответил:
— Этот материальный мир для того и существует, чтобы падшая личность путем приобретения опыта через страдания очистилась и вернулась в Духовный Мир для преданного служения Господу и наслаждения.
Я разволновалась еще больше. Это сколько же мне еще тут придется страдать, пока я очищусь? И хватит ли моего терпения? А счастье, кажется, так близко. Вон, монах какой-то уже на пути к нему.
— Послушайте, — воскликнула я, — но если ваш Бог так добр, что выполняет любые мои желания, выходит осталось лишь выбрать чего пожелать? Могу я к примеру уговорить его дать мне немножечко счастья, или хотя бы терпения, чтобы поскорей очиститься и попасть туда, где вечное блаженство?
Чертов монах в ужасе закатил глаза и продекламировал:
— Я попросил Бога даровать мне терпение, и Бог сказал мне: «Нет». Он сказал, что терпение — результат испытаний. Его не дают, а заслуживают. Я попросил Бога подарить мне счастье, и Бог сказал: «Нет». Он сказал, что дает благословения, а буду ли я при этом счастлив, зависит от меня.
— Но мне он и благословения не дает! — с обидой воскликнула я.
— Дает, но вы его не принимаете, потому что лишены веры.
«Нет, с этим Богом, вижу, не договоришься никак. Так и буду страдать в сетях майи, пока не вырожусь во что-то приличное,» — подумала я и, твердо решив выпытать у монаха все его тайны, проявила всю свою хитрость и мастерство.
Монах же твердо стоял на своем: вера, отречение от всего плотского и мирского: от мяса, алкоголя, секса, моды и даже косметики и лишь после этого можно приступать к чистому и преданному служению Верховной Личности Господа.
Приступать, — вся жизнь уйдет на одно отречение. А кайфовать когда? Отрекусь от всего, а вдруг и нет никакого Господа? А жизнь-то уже тю-тю… и ничего не вернуть — впереди лишь земля и черви.
Где гарантии?
— Что вас пугает? — изумлялся монах. — То, что вы проведете свою жизнь в благости? Даже если бы не было Господа, чистая жизнь лучше, чем замутненная сексом, никотином и алкоголем. Во всяком случае длинней.
— Но кому нужна такая стерильная жизнь? Ее протяженность уже воспринимается скорее как зло, чем как благо.
За спором с монахом дорога промелькнула в одно мгновение, и я не заметила как подъехала к тому кафе, в котором гнездятся «братаны».
— Мне следует идти, — сказал монах, как только я припарковала неубиенный Марусин «Жигуль» в знакомом уже дворе. — «Братаны» могут не сразу появится, к тому же они очень много болтают попусту…