– Перед вами сын Тасманийского Дьявола! – торжественно объявил боцман. – Я здесь для того, чтоб исполнить волю его отца. И нашего нового капитана, которого «Морской заяц» ждет уже тринадцать лет, теперь зовут капитан Дикий Джек!
Джек немного смутился и увидел, что его ребята окаменели, точно окорока из морозилки. Новость их поразила, но они явно гордились своим главарем.
Боцман посмотрел на Джека и шепнул:
– Теперь ваша очередь говорить, капитан.
– Белый Пит, почему ты обращаешься ко мне на «вы»?
– Я объявил вас капитаном, капитан Дикий Джек. Таков порядок, законы Берегового Братства [42] не позволяют его нарушать. Я позже ознакомлю вас с ними.
Джек посмотрел на ребят и сказал:
– Я вам уже объяснил ранее, что к чему. Вы сделали выбор? Кто идет со мной?
Подростки переглянулись и подошли к Джеку. На месте остались лишь Штопор и Тихоня.
– А вы? – с недоумением поинтересовался Джек. – В чем дело? Стать пиратом достойное дело для настоящего мужчины. Здесь же нас уже не ждет ничего хорошего.
– Извини, Джек, – начал Штопор. – Но у меня морская болезнь. Да и долго находиться в море я не смогу. Буду тосковать по Пустошам. Я к ним привык.
– А ты? – обратился к Тихоне Джек. – Чем болеешь?
– Мою болезнь ты знаешь, Джек, – Тихоня опустил голову. – Мне сложно будет… там. Да и ребят нужно поискать.
– Да, их нужно найти, – поддержал его Штопор. – Я видел, как упал после выстрела Кубышка, когда мы убегали. Если он мертв, то его нужно достойно похоронить. Мы переждем, пока каратели уйдут, и вернемся домой. Не суди нас строго, Джек.
– Это ваш выбор, – подумав, сказал Джек. – Вы в нем свободны.
Тихоня подошел к Джеку и протянул свой карабин:
– Возьми, Джек, это подарок от меня. Трофейный.
Джек взял в руку «Блазер»:
– Спасибо, Тихоня. Это очень хороший подарок. Я, честно говоря, мечтал о таком карабине.
Тихоня отошел назад.
– Я накормлю вас отличными акульими бифштексами! – попытался разрядить обстановку Белый Пит, обхватив двух подростков за плечи. – У нас отличный кок [43] ! Аппетит успели нагулять? У меня уже у самого громко скрипят от голода шпангоуты [44] в желудке.
Они направились к шлюпкам.
– Идемте скорее! – продолжал боцман и, стараясь придать романтики, добавил: – Море нас заждалось! Ветер уж давно сидит на шее у парусов! А волны поют свою вечную песню погони и смерти!
Подростки переглядывались, но шли за ним.
Джек подошел к Штопору и Тихоне:
– Может, передумаете?
Они отрицательно помотали головами, не находя слов. У Штопора начали наворачиваться слезы на глаза, он едва сдерживал себя.
– Прощайте, друзья, и берегите себя! – Джек похлопал их по плечам, резко развернулся и последовал за остальными.
Румб посеменил за ним и запрыгнул в шлюпку.
Штопор и Тихоня долго смотрели вслед исчезающим теням шлюпок, и когда они растворились в сером мраке тумана, они вздохнули и направились обратно к гостинице.
Пятнадцать лет спустя. Полинезия. Архипелаг Туамоту.
Туземцы убрали парус, как только лодка подошла к тому месту, где шумел прибой и открывался проход в узкий извилистый пролив, через который можно было попасть внутрь атолла. Гребцы – темнокожие, почти голые, в одних набедренных повязках – быстро одолели водоворот, ловко орудуя причудливой формы веслами. И вскоре проа [45] , несмотря на свои неуклюжие очертания, послушно и быстро скользило по водной глади лагуны навстречу конусу давным-давно потухшего вулкана. Океан, сливающийся на горизонте с голубоватым небом, остался извне, отделенный широким кольцом измельченного кораллового песка, поднимавшимся на семь-восемь футов над высшим уровнем прилива. Солнце окружало золотистым сиянием строй кокосовых пальм, корявые стволы панданусов [46] и заросли пизонии [47] .
В лагуне стоял штиль. Наполненный дремотой воздух нагонял тоску. Лишь гнездующиеся на острове птицы нарушали этот сонный покой, а легкие дуновения ветерка изредка доносили рокот прибоя, похожий на шум удаляющегося поезда.
Когда-то очень-очень давно здешние пляжи пестрили разноцветными зонтиками и шезлонгами, берег был густо застроен комфортными бунгало и ресторанами. Но события, происходившие на острове, постоянно изменяли его жизнь: люди то бросали остров, то вновь возвращались. После Нашествия последние поселенцы покинули атолл, а колодцы с питьевой водой они доверху засыпали коралловым песком. Со временем на острове не осталось и жалких лачуг, крытых старым железом – их унесли в океан ураганные ветры и штормы, временами обрушивающиеся на узкий берег, лишь местами достигавший шестисот футов в ширину. Кое-где, правда, если хорошенько присмотреться, виднелись пологие нагромождения камней, поросшие кустарниками – фундаменты и обрушившиеся стены зданий, наследие полузабытой и погибшей цивилизации белых людей. А в восточной части лагуны, где глубина доходила до двухсот тридцати футов, у берега каким-то чудом сохранилась полуразвалившаяся бетонная пристань с лебедкой и торчала грузоподъемная стрела ручного крана. Туда и направлялась полинезийская лодка-катамаран.