Она говорила усталым, спокойным голосом, каким говорят после любви, и Жиль удивлялся, как мог он почти четыре месяца жить, не слыша такого голоса. Он улыбнулся.
– А по-твоему, что они подумают? Она не ответила, повернулась.
– Я знала, – сказала она. –Знала, что у нас с тобой так будет. Знала, лишь только увидела тебя. Странно…
– Лучше, чем странно,-сказал он.-Пойдем выпьем «порто-флип».
– Как мы спустимся к ним? Без всяких объяснений?
– Это единственный способ, – сказал Жиль. – Никогда не нужно ничего объяснять. Одевайся.
Он говорил властным, решительным тоном, какого у него уже давно не было, и сам осознал эту перемену, заметив веселый и несколько иронический взгляд, который бросила на него Натали, еще лежавшая под одеялом; он наклонился, поцеловал ее в плечо.
– Да,-сказал он, – мы существа слабые, и нас внезапно захватывает нечто, не поддающееся контролю. Спасибо тебе, Натали.
Они вошли в маленькую гостиную с той беспечностью, какая обычно появляется у любовников старше тридцати лет после счастливого и решающего свидания. Зато Флоран и Одилия смущенно вскочили и покраснели. Флоран, всплеснув руками, воскликнул: «Какой сюрприз!» Одилия же похвалила Натали за то, что у нее достало мужества приехать в такой ужасный дождь, тогда как у нее, Одилии, недостанет мужества даже высунуть нос на улицу. Это, разумеется, должно было означать, что ни хозяин, ни хозяйка дома не заметили автомобиля, уже два часа стоявшего перед их крыльцом. После такого проявления светского такта и крайней слабости зрения Одилия, к большому удовольствию брата, заговорила о том, что в такую погоду совершенно необходимо чего-нибудь выпить, чтобы согреться, – тут она опять покраснела, а Флоран ринулся за бутылкой портвейна. Натали сидела на диване, уронив на колени, словно неодушевленный предмет, узкие кисти рук, улыбалась, отвечала на вопросы, иногда бросала быстрый взгляд на Жиля, который стоял, опершись на каминную полку, и с видом некоторого превосходства забавлялся этой провинциальной комедией.
– Такая погода, наверно, помешает Касиньякам устроить бал на открытом воздухе, – сокрушалась Одилия.
– Вы к нам собираетесь?-спросила Натали.
– Я боялась, что Жиль не захочет,-опрометчиво ответила Одилия, – но теперь…
На мгновение она умолкла, оцепенев от ужаса, а Флоран, протягивавший ей бокал, застыл, свирепо вращая глазами. Жиль чуть было не расхохотался, но успел отвернуться.
– …но теперь он выглядит немного лучше,-промямлила Одилия, – и, может быть, согласится поехать с нами…
Она с мольбой взглянула на брата, и он кивнул, желая ее успокоить. У
Натали глаза были полны слез – должно быть, она тоже с трудом сдерживала душивший ее смех. «Боже мой, – вдруг подумал Жиль,-как я должен быть благодарен этой женщине! Так давно я не испытывал этого состояния блаженной усталости, которая следует за любовью и вызывает то слезы, то безудержный смех».
– Ну конечно, я поеду, – весело отозвался он. – Но танцевать я буду только с вами двумя.
И он так нежно улыбнулся Натали, что у нее затрепетали ресницы и она отвернулась.
– Ну, мне пора, – сказала она.-Значит, завтра вечером мы увидимся у Касиньяков?
Жиль помог ей надеть плащ. Он захлопнул за ней дверцу машины и просунул голову в окно.
– А завтра днем?
– Не могу, – ответила она с отчаянием. –Завтра у меня собрание дам-членов Красного Креста.
Он засмеялся:
– Ах, верно: ты ведь супруга важного чиновника.
– Не смейся, – вдруг сказала она низким, дрогнувшим голосом,-не смейся. Ты не должен смеяться.
И она уехала, а Жиль продолжал стоять озадаченный и раздумывал над ее словами.
Весь вечер сестра хлопотала вокруг него, не зная, чем ему еще угодить, и это его смешило. Женщинам нравится видеть своих братьев, а то и сыновей в роли удачливых ловчих, в особенности если их собственная женская жизнь, как у Одилии, прошла без. тени романтики. Это как бы реванш за свою неосознанную неудачливость.
Погода смилостивилась над Касиньяками, и пикник, устроенный ими в саду, был в полном разгаре, когда приехали Жиль и Одилия с Флораном. Стоял июнь, на широкой зеленой площадке перед домом было чудесно, не жарко, а тепло, и яркие туалеты женщин, смех мужчин, запах цветущих каштанов создавали у Жиля впечатление чего-то довоенного, нереального. В отношениях между этими провинциалами чувствовалась какая-то непосредственность и простота, что-то мягкое было в самой атмосфере праздника, и обожаемый Жилем Париж представлялся ему от-сюда кошмаром. Одилия шла с братом под руку, раскланиваясь направо и налево, знакомила Жиля с гостями, рассчитывая в конце концов обнаружить в толпе хозяйку дома. Вдруг Жиль почувствовал, что рука ее напряглась, и Одилия остановилась пе-ред высоким, довольно красивым мужчиной… среди типичных жителей юго-западного уголка Франции он выделялся английской чопорностью.
– Франсуа, вы знакомы с моим братом? Познакомься, Жиль, – мсье Сильвенер.
– Очень рад, но мы уже встречались: вместе были на ужине у Руаргов, – ответил удивленный Сильвенер.
– Ну, конечно, – сказал Жиль, хотя он совершенно этого не помнил. Он думал: «Так вот он, муж! Что ж, недурен собой. И по слухам, весьма богат. Но, должно быть, не слишком покладистый господин. И не слишком веселый. Интересно, говорит она ему на ухо такие вещи, как мне? Конечно же, нет». И, обмениваясь рукопожатием с Сильвенером, он вдруг почувствовал желание держать Натали в объятиях, как позавчера.
– Вы живете в Париже? – спросил Сильвенер.
– Да уже десять лет. Вы часто туда наведываетесь?
– Стараюсь как можно реже. Жена, разумеется, обожает ваш Париж, но у меня он вызывает раздражение.
Одилия, видимо успокоившись, что соперники не вызвали друг друга на дуэль, с довольным видом перекочевала к другой группе гостей. Жиль с удовольствием присоединился бы к ней: какие-то уцелевшие в душе принципы не то морали, не то эстетики не позволяли ему любезничать с мужьями или друзьями своих любовниц. Но Сильвенер стоял один, и Жилю было неловко бросить. его. Он тщетно искал глазами Натали, продолжая беседовать. с Сильвенером о трудностях уличного движения в Париже, о стоимости номеров в гостиницах, об адском шуме больших городов. Внезапно ему стало невмоготу, и он мысленно решил: «Уеду сейчас же домой. Хватит с меня этой вечеринки. Натали могла бы все-таки разыскать меня…» Он уже подбирал вежливую фразу, чтобы удрать от Сильвенера, как вдруг подошла Натали. На ней было прекрасно сшитое зеленое платье, такого же оттенка, как ее глаза, она смотрела на Жиля, улыбающаяся, чуть побледневшая, и он тотчас решил остаться.
– Вы, полагаю, уже знакомы, – сказал Сильвенер.
– Мы встречались у Руаргов, – повторил Жиль его слова, склоняясь перед Натали; он был доволен своим ответом, так как сказал правду и притом без всякого намека: Жиль ненавидел этот прием насторожившихся любовников. Натали улыбнулась.