– Ты видел Вепря? – спрашиваю я.
– Да. Один раз. Около пятидесяти лет назад.
– Он человек?
Жирный хмурится. На лбу появляются складки. Потом он поднимает на меня глаза и говорит:
– Я не знаю. Но, по-моему, нет.
– Его можно увидеть до схватки?
– Думаю, тоже нет. Его нет вне арены, как рассказывают. Скволл держит его за семью замками, потому что он опасен. Так что придётся драться вслепую. Могу сказать, что он ростом метра три и порос шерстью. Больше уже ничего не помню.
Это неважно. Увеличить дозу яда – вот и всё. И никакой Вепрь мне уже не страшен. Главное – сыграть так, чтобы никто не догадался, что гладиатору стало плохо.
– Ты уже понял, кто будет драться с Вепрем. Сначала я думал, что это будет Пантера. Но Пантера, думается мне, не справился бы и с Лезвием. Так что против Вепря выйдешь ты. Победишь ты или нет – это мелочи. Думаю, проиграешь. Твоя задача – выстоять хоть сколько-нибудь.
– Перед боем с Лезвием говорили точно так же.
Жирный поднимает голову и смотрит прямо мне в глаза.
– Поэтому ты и победил.
Возможно, он прав. Я победил не потому, что применил яд. Я победил, потому что каждый второй норовил мне сказать, что Риггер был круче. Что мне нужно всего-то лишь продержаться несколько минут. Хотя бы поранить соперника. Это злит. А злость очень сильно помогает.
– Может быть.
– Итак, – Жирный поднимается, опираясь о колени. – Я не надеюсь на твою победу. Но я надеюсь на твоё сопротивление.
– Ты умеешь поддержать гладиатора.
Жирный усмехается.
– Я реалист. Но – в любом случае – ты знаешь. Твоё положение завидное. Ты был рабом и за три месяца стал свободным и популярным гладиатором. Я прошу тебя: дерись достойно. Вот и всё.
Я киваю. Мне нечего сказать. В своей стране я был богат и влиятелен. В этой стране я выхожу на арену и дерусь.
Правда, не могу не отметить. Это доставляет мне удовольствие. Огромное удовольствие.
* * *
Арена сейчас пустует. Большая часть приезжих – в деревне. Ухлёстывают за местными женщинами, закупаются на рынке, пьянствуют.
Я спускаюсь в нижние помещения. Тут тихо. Я слышу шаги. Шаги незнакомые, очень лёгкие, едва заметные. Укрываюсь за колонной. На свет, струящийся сверху, выходит мужчина. Он высок и строен. У него широкие плечи и красивое лицо с чуть раскосыми глазами.
– Чинчмак! – говорит он.
Он ищет меня, знает, что я здесь. Я выхожу из-за колонны.
– Ты узнаёшь меня? – спрашивает он.
У него ослепительно белые зубы.
Я пытаюсь найти что-то знакомое в его силуэте, но память упорно отказывается мне служить.
– Меня зовут Грага. Но вчера меня представили публике как Лезвие.
И тут я начинаю узнавать. У него красивое тело, и в нём теперь нет металлических пластин и рёбер. У него обыкновенные руки без вживлённых лезвий и нормальные зубы. Голова выбрита, но она не топорщится крошечными остриями.
– Ты знаешь, сколько лет я не терпел поражения, Чинчмак? – спрашивает он.
Я качаю головой.
– Двести двенадцать лет. Представь себе. За двести двенадцать лет – тысячи боёв, и ни в одном я не потерпел поражения. Я ни разу не умирал за это время. Я сражаюсь очень давно, более пятисот лет. Но однажды я понял, что не хочу быть рядовым мечником, или метателем, или алебардистом. И я стал Лезвием. Знаешь, сколько мне делали операций лучшие хирурги Синтика? Хирурги нужны в этом мире только для подобных операций, и они очень старались.
Он делает паузу.
– Я не терпел поражений двести двенадцать лет. А теперь ты свёл на нет все мои усилия. Уничтожил их одной маленькой отравленной иголкой.
Я отшатываюсь. Он догадался?
– Да, Чинчмак. Если бы ты попал в ногу или в руку, я бы ничего не понял. Но я заметил. И почувствовал боль в шее. Я понял, что ты меня отравил. Я думаю, ты просто нарушил мою координацию, правда?
Если это раскроется, я стану рабом. Гладиатор не может быть подлым.
– И что теперь?
Он делает два шага мимо меня.
– Может, и хорошо, что так случилось. Может, мне надо вспомнить, как живут обыкновенные люди. Хотя способ, которым ты это сделал, омерзителен.
– Почему ты не подал жалобу? Тебе бы присудили победу.
– А тебя отправили бы в рабство. Я скажу, почему, Чинчмак. Потому что у меня, в отличие от тебя, есть кодекс чести. Потому что у меня есть гордость. Потому что я не привык унижаться. Но одно я тебе скажу.
Он делает очень длинную, картинную паузу. Идёт прочь от меня – к двери. Очень медленно.
– Что? – я не выдерживаю.
– Вепрь будет знать.
И он уходит.
Я ничего не говорю ему вслед. Вепрь будет знать. Он не напугал меня, нет. Значит, Вепрь, как минимум, разумен. Значит, уже проще.
Я иду вслед за Лезвием. Поднимаюсь по лестнице. Его не видно: нырнул в одну из арок.
Вепрь. Проблем стало больше.
Хотя их никогда не бывает мало.
* * *
Болт открывает первый ящик. Внутри он заполнен чем-то вроде пуха. Болт погружает руку в белую массу и извлекает на свет глиняный горшок, законопаченный чёрной смолой.
– Внутри – взрывчатая смесь. Делал Киран, химик из столицы.
Взвешиваю в руке горшок. Довольно тяжёлый.
– Оружие для рабов?
– Завтра.
– Болт, ты знаешь нашу проблему.
– Твой бой с Вепрем?
– Да.
– Справимся. Если бы дрался Пантера, взорвали бы сразу после победы Вепря. Тут взорвём прямо перед началом схватки или в самом её начале. Твоя задача – продержаться хотя бы немного.
– Продержусь. Только Вепря тоже придётся убить.
– Арбалетчики сделают.
– Сколько у нас огнестрелов?
– Три.
– Мало.
– А где ты больше достанешь? Тут по-моему на всю провинцию и того меньше.
– Да.
Я держу в руках орудие убийства невероятной силы. Никакой Вепрь не выдержит подобного взрыва.
– Чинч… – мямлит Болт.
– Да?
– Ведь была хитрость, правда? Он же не просто так споткнулся.
Их всех теперь волнует этот вопрос.
– Была, – говорю я. – Но больше не расспрашивай. Ничего не расскажу.
Завтра он сам додумает недостающее. Желательно, чтобы он рассказывал всем не о страшном яде, а о силе моего взгляда, который поверг Лезвие.