– Хороший человек, – продолжила буфетчица, – и в ненастье сделает только доброе. А подлый… О подлых лучше не говорить.
Допив из своего стакана, я распрощался и вышел из павильона.
– Заходи при случае! – крикнула вдогонку Лина.
– Обязательно! При первой возможности!
Я сел в машину. Из глаз не исчезал разбитый «порше» и регистрационный номер с тремя девятками, который при аварии превратился в три шестёрки. И всё ещё виделось окровавленное лицо Колмовского. Но нервы уже полностью пришли в норму. Прерванную охоту можно было продолжить. Предстояло рассчитаться ещё с тремя участниками заговора, сподвижниками строительного магната.
К вечеру с каждым из них было покончено. Поочерёдно. Они остались живы, но надолго выбыли из игры по состоянию здоровья.
Позже я ещё несколько раз виделся с Линой. Однажды она даже познакомила меня со своим старшеньким. Мне необходима была женщина, и буфетчица, без сомнения, ответила бы взаимностью. Но ей требовалась постоянная жизненная опора, а я к этому психологически не был готов. И перед внутренним взором неизменно виделся серьёзный испытывающий взгляд её сынишки. Украсть честь у матери этого мальчугана я никак не мог. Я сколько-то колебался, а потом прекратил посещения.
Как я уже упоминал, еженедельно Черноусов выступал по телевидению и докладывал городу о проделанной работе, в частности, о том, как расходуются бюджетные деньги.
Напомню также, что Ольмаполь находился на дотации и во многом зависел от воли Евстафьева, губернатора области, от того, куда и как тот направлял финансовые потоки.
В один далеко не прекрасный день поступление субсидий из области прекратились и городская казна быстро оскудела. Внутренние же поступления за счёт налогов и прочих статей наполнения осуществлялись лишь на пятьдесят процентов. Начались перебои с выплатой зарплат бюджетникам, то есть учителям, врачам, полицейским и другим, пошли задержки с выдачей пенсий и пособий.
Город начал глухо роптать, все упрёки, разумеется, летели в адрес мэра. Но интерес к его фигуре полностью ещё не истаял, избиратели продолжали видеть в нём своего ставленника, и им хотелось, чтобы он оправдал их чаяния. Большинство понимало – не сделает поворот к лучшему Черноусов, значит, не сделает никто.
В очередном своём телевыступлении Виктор Алексеевич всю вину за происходящие срывы с финансированием самых неотложных потребностей взял на себя и заявил, что если не удастся улучшить ситуацию в ближайшие недели, то он подаст в отставку как чиновник, не справившийся со своими обязанностями.
– Ума не приложу, что делать, Аркадий, – довольно-таки растерянно, с напряжением в голосе сказал он мне сразу после записи выступления. – Денег нет, людям платить нечем. И ещё этот саботаж… Я постоянно чувствую противодействие во всех властных структурах: в полиции, прокуратуре, налоговой службе – везде, и в первую очередь – в аппарате городской администрации.
– Давайте обратимся к дону Кристобалю, – предложил я. – Может быть, он что-нибудь посоветует. Он обещал помогать. Вот и настало время, когда вам необходима экстренная помощь.
Испанец долго размышлял над картиной, сжато обрисованной градоначальником.
– У вас нет команды, которая помогала бы преодолевать возникающие препятствия, – сказал он наконец. – Хотя нет, и команда не спасла бы. Рано или поздно она погрязла бы в той же коррупции и прочем мошенничестве. Её разложили бы взятками и другими прибыльными предложениями. Ещё до выборов то ли вы говорили мне об этом, то ли я сам…
– Чёрт побери! – выругался наш собеседник. – Даже я стал заговариваться и повторяться. В вашем борделе действительно с ума можно сойти.
– Собственно, с вашим приходом к власти, – продолжил он, обращаясь к Черноусову, – в системе общественных и деловых взаимоотношений мало что изменилось. Коррупция продолжает процветать, саботируя и тормозя все сферы жизни. В экономике начались некоторые подвижки, но их недостаточно, и проявят они себя не сегодня. Отсюда – незначительные налоговые поступления, и город не может обойтись собственными силами.
Долгий сочувствующий взгляд дона Кристобаля заставил градоначальника поёжиться.
– Вы жалеете меня, – с нескрываемой досадой проговорил он.
– Не жалею. Но понимаю. Рано или поздно вы справились бы, однако на вас давят со всех сторон, и потому совершенно нет времени для исправления ситуации. Ещё бы год-полтора, максимум – два года, и казна наполнилась бы до краёв. Да только с финансами надо решать незамедлительно.
Вскинув руки, испанец раздвинул локти и подал плечи назад, разминаясь.
– О, Господи, что за несчастная страна, что за люди! Живут надеждами на справедливость и в то же время не стесняются беспрестанно воровать друг у друга.
– Я не предлагал бы возглавить город, – сказал дон Кристобаль после очередного приступа размышлений, – если бы не знал, что смогу пособить. Наступает решающий момент. Важно, чтобы вы полностью доверились мне.
– Если бы даже я в чём-то и сомневался, – сказал Черноусов, – мне не остаётся ничего другого, как довериться.
– Тогда вот что. Не вмешивайтесь в мои действия, какими бы одиозными они ни показались. Обещаете?
– Обещаю. Надеюсь на ваше благоразумие.
– Точно, обещаете? Смотрите – назад хода не будет.
– Не клянусь, но говорю: «Да, поступайте по своему усмотрению».
– В таком случае начнём сей же момент. Аркадий, вы мне понадобитесь. Господин мэр, пока вы останетесь без охраны – в ближайшие дни вам лично никакие покушения не угрожают. Итак, Аркаша, надо объехать редакции газет и попросить срочно дать следующее объявление.
Дон Кристобаль сунул мне в руки листок бумаги, на котором было написано:
«Внимание!!! Всем без исключения ворам, посягнувшим на городскую казну или укравшим ещё у кого-либо, у физического или юридического лица, рекомендую в течение недели вернуть похищенное. Если не вернёте – будет плохо! Инопланетянин».
Я поднял глаза на дона Кристобаля.
– Не удивляйтесь, – не сморгнув, ответил он. В его облике появилось некоторое плутовство. – Главная беда нынешнего общества в чём? В коррупции – об этом каждодневно вещается с самых высоких трибун, и мы сами только что о ней говорили. Надо уничтожить сию заразу, и лучший наиболее эффективный способ для этого – что? Правильно – изъятие награбленного, конфискация его. Тем самым мы пополним городской бюджет. И заодно покончим с саботажем. Посмотрим, как это у нас получится.
Он вынул из кармана пачку пятитысячных купюр и подал мне.
– Условьтесь с журналистами, чтобы объявления шли из номера в номер. Самым крупным шрифтом, какой только имеется. Пусть выделяют целиком первую страницу. А я займусь телевидением.
В рекламных отделах редакций газет недоверчиво ухмылялись, читая текст, однако объявление стоило больших денег, и его соглашались поместить, отодвинув всё остальное в сторону. В трёх случаях рекламщики шли к главному редактору; он выскакивал из своего кабинета, но несколько незатейливых вопросов и столько же невинных ответов решали дело. Я уплачивал в кассу кругленькую сумму и отправлялся в следующую редакцию.