– Аркадий, мне интересно с вами, не сторонитесь меня. Мне приятен ваш голос, я запоминаю каждое слово, произнесённое вами. Вчера вечером, забравшись в постель, я уснула, перебирая все нюансы нашей первой встречи. А утро опять начала с думами о вас. При вашем появлении у меня повышается настроение, правда. Признайтесь, я тоже вам не безразлична. Иначе вы не пришли бы в это кафе.
– Мадемуазель, вам не кажется, что вы чересчур смелы? – сказал я с деланной усмешкой.
– Смелость – из-за страха потерять неординарного человека.
Каким-нибудь донжуанам и казановам этот диалог покажется детским лепетом, но наше свидание происходило именно так, как я описываю.
Повторяю, я всегда был одинок и у меня отсутствовал опыт каких-либо отношений с особами женского рода. До этого, чаще всего, у меня были лишь контакты с парнями, которые заключались в жестоких кулачных боях, из которых я нередко выходил с разбитой физиономией и повреждёнными фалангами пальцев.
А здесь… такая милая пери с чистым открытым взглядом и безмятежной душой. На фоне тогдашней сексуальной раскованности мы и вправду были как дети.
Дочка Тимошиных была невинна в силу своей натуры, мне же, в очередной раз говорю, избежать всеобщей мужской участи помог проклятый горб и отчасти простодушие, получившее подкрепление в тургеневских произведениях.
Я не терпел, когда мне навязываются. Но Зиночка и не навязывалась, а лишь точно обрисовывала ситуацию.
Часто человек слаб, и во мне проявилась слабина. Короче, я пошёл на сделку с совестью и, забыв о недавних сомнениях, полностью отдался сердечному влечению. С каждым днём наша дружба становилась всё крепче, и, наконец, мы поняли, что любим друг друга страстно, беззаветно.
К сожалению, наши отношения продолжались лишь считанные недели, а потом наступила длительная полуторагодичная размолвка. Я уж и думать почти перестал о Зине, но, видимо, действительно союзы заключаются на небесах. Наступил момент, когда нас обвенчали при весьма незавидных обстоятельствах, и мы пообещали любить друг друга до конца дней своих. Но сколько до этого произошло разных событий и сколько раз моя жизнь висела буквально на волоске!
Когда меня посадили и прошли долгие годы, прежде чем я вернулся, Зина выполнила данное обещание и осталась верна мне, хотя исключена была даже переписка и никаких надежд на новую встречу уже не оставалось.
Совсем по-другому сценарию развивалась любовная история дона Кристобаля.
Однажды он прогуливался по одной из окраинных улиц, заставленной частными домами, и за оградкой зелёного палисадника, украшенного молоденькими ёлочками и декоративным кустарником, в разрывах ветвей увидел девушку, возлежавшую в низко привязанном гамаке и почитывавшую томик Есенина.
До сих пор не могу понять, для чего он заговорил с этой особой. Ведь он обладал даром предвидения и, скорее всего, знал, чем в конце концов обернётся возникший разговор. Нельзя исключать, что он просто переоценил свои способности и возможности и у него появился соблазн в определённый момент изменить ход событий с тем, чтобы они пошли ему на пользу. Или… Я слышал, что многие провидцы не знают собственную судьбу.
А по двору метелица
Ковром шелковым стелется,
Но больно холодна.
Испанец продекламировал именно те строки, которые в этот момент прочитывала девица, находившаяся в гамаке.
Она повернула голову и удивлённо посмотрела на него. Моему другу представилось бледное измождённое лицо и провалившиеся фиалковые глаза, излучавшие необыкновенное загадочное сияние.
– Как вы догадались?.. – начала она спрашивать, но дон Кристобаль не дал ей договорить.
– Я многое знаю и много чего могу, – ответил он. – Хотите, чуток расскажу о вас? – И, не дожидаясь согласия, приступил к изложению её биографии.
– Звать вас – Анна Смолецкая. Вам двадцать четыре года. Последние двадцать из них вы не встаёте с постели, несмотря на многократное лечение. Ваша жизнь проходит в постоянных грёзах, где вы ходите, танцуете и даже летаете под облаками. Мне продолжить?
– Нет, не надо. О том, что я парализована, а также моё имя вам мог кто-то сообщить. Но своими фантазиями я ни с кем не делилась. Однако и здесь ничего особенного – понять, о чём мечтает каждый обезноженный, проще простого.
– Вы правы. А хотите в самом деле начать ходить? – спросил дон Кристобаль.
Девушка нахмурилась.
– Разве вам нечем больше заняться? – сказала она, покусывая губки. – Вы завели разговор с целью причинить мне дополнительную душевную боль, хотите поглумиться надо мной?
– Я говорю на полном серьёзе. Вы слишком ленивы, а то давно бы сами пошли. – испанец окинул больную с головы до пальцев ног и обратно своим вдруг наэлектризовавшимся взглядом и сказал:
– Хватит валяться! А ну-ка, вставайте!
– Как вам не стыдно!
На глаза девушки навернулись слёзы, уголки прелестных губок опустились, придав лицу ещё более скорбное выражение.
– Э-э, да вы не верите ни себе, ни мне.
Легко перепрыгнув через оградку, дон Кристобаль подошёл к гамаку, забрал раскрытый томик Есенина из рук девушки и довольно бесцеремонно заставил её приподняться и сесть.
– Что вы делаете!? – воскликнула Анна, пытаясь сопротивляться. – Перестаньте! Да… да как вы смеете! Я буду кричать.
– Кричите, – ответил испанец. Взяв больную за талию, он словно пёрышко приподнял её и поставил на ноги.
– Теперь идите. Почему вы медлите? Вы уже стоите, осталось только сделать шаг, за ним другой.
– Дайте руку, – безжизненным убитым голосом проговорила Анна. – Держите меня крепче, или я упаду.
Дон Кристобаль вновь взял девушку за талию, и она, почувствовав опору, шагнула по траве.
– А ну-ка, сделайте глубокий вдох. Прекрасно, замечательно, вы вдохнули всей грудью, как и следует. Почувствовали, сколько сильной здоровой энергии сразу же влилось в организм? Теперь ещё один шаг, ещё и ещё.
Отведя руку, он оставил девушку одну, поднёс к носу книгу, которую всё это время не выпускал из другой руки и проговорил:
– Тэк-с, тэк-с, что же мы на самом деле читали? Ага!
Поёт зима – аукает,
Мохнатый лес баюкает
Стозвоном сосняка.
– Ну вот, я не ошибся, вы слово в слово читали то, что я повторил.
Девушка, не слушая его, сделала ещё несколько шагов, остановилась в изумлении и пронзительно закричала во весь голос:
– Мама, подойди ко мне! Мама, скорее, взгляни на меня!
Из дома донёсся приближающийся шум, что-то с грохотом упало, и на крылечко выскочила перепуганная женщина средних лет. Анна протянула к ней руки и при этом вновь сделала несколько не совсем уверенных встречных шагов.