– Ваша милость, у дверей человек. Говорит, что желает видеть вас. Это по поводу циркача.
– Он привез его? – Пальцы Язева впились в подлокотники кресла.
– Нет. Но говорит, у него есть сведения.
– Впусти его. Однако предупреди, что, если он собирается водить меня за нос, я спущу на него собак.
Давек помялся, и господин Эрбет, заметив это, в раздражении спросил:
– Ну?! В чем дело?!
– Мутный он какой-то, милорд, – неуверенно произнес тот.
Несколько секунд висела звенящая тишина, так как Давек был не из тех людей, кто тревожится понапрасну.
– Я жажду подробностей.
Было видно, что начальнику охраны неловко.
– Он на первый взгляд не выглядит подозрительным, милорд. Приехал один. Из оружия только кинжал. Вежлив и хорошо одет. Как видно, из благородных. Но что-то в нем не так. Что – не знаю. Это просто чувство.
– Он местный?
– Нет. Точно не человек Марков или Веонтов. Кажется, из Савьята.
– За золото можно подкупить хоть чернокожего из Ума, – промолвил Язев. – Давек, пусть твои ребята возьмут арбалеты, встанут на верхней галерее. А ты сам проводи его к нам.
Кельг взял топор, отошел от стола к окну, встал так, чтобы быть в шаге от двери. Средний сын остался на месте, посмотрел на отца:
– Думаешь, будут неприятности?
– Нет, – сказал Язев Эрбет. – Но только глупцы пренебрегают щитом в бою.
Двое стражников в платьях слуг вышли на верхнюю галерее, держа арбалеты так, чтобы их не было видно снизу.
Давек появился почти сразу же после стрелков. За ним следовал незнакомец. Язев, потягивая из фужера воду, внимательно следил за незнакомцем.
Гость был высок, худощав и смугл, словно представитель морского народа лавов, проводящих всю свою жизнь на кораблях. Но к презренным морским бродягам этот человек явно не относился. Не та походка, не то поведение, не тот взгляд. Да и лавы обычно малы ростом и широки в кости.
Глаза у гостя оказались ярко-голубыми, необычными для столь смуглой кожи. Черные брови, жесткая сладка губ, прямой породистый нос. Волосы по традициям савьятцев были собраны в хвост, и в них вплетена белая узкая лента. На висках уже появилась седина, но милорд Эрбет затруднялся сказать, сколько человеку лет.
Могло быть и двадцать пять, и сорок.
Одно точно – он не проходимец с большой дороги и не наемник. По кольцам на пальцах, дорогой одежде и манере держаться сразу понятно, что перед ним благородный. Оставалось лишь подумать, что Давек зря развел панику.
Гость прошел мимо Кельга, который был выше его на полголовы, даже не посмотрев на силача и его оружие, остановился в десяти шагах от стола. Легко поклонился.
Поклон тоже говорил о многом. Он был вежливым, но отнюдь не заискивающим. Приветствие равному. Во всяком случае, пришедший считал господина Эрбета таковым.
– Милорд Эрбет. Спасибо, что уделили мне время. – Голос у него был чистый, с легким акцентом южанина. – Меня зовут Шрев. Позвольте выразить вам соболезнования в связи с трагической смертью вашего сына.
Язев кивнул, отмечая про себя, что мужчина назвал лишь свое имя. Вряд ли это была небрежность, благородные так не поступают, а следовательно, это не ровня.
– Ты сказал, что у тебя есть информация о циркаче, которого я разыскиваю.
Тот улыбнулся:
– Я представляю деловых людей с юга, милорд…
– Деловых людей? – перебил его влезший Кельг. – Торгашей, что ли?
Шрев ничуть не удивился, что его прервали, улыбнулся даже весело, отвечая великану:
– Торгашей? Именно так, милорд. Какое-то время назад один из наших работников обманул моих нанимателей. Сейчас я пытаюсь найти его и вернуть домой, пока дело не пострадало еще сильнее. К сожалению, я потерял следы мошенника в Варене. Последнее, что я знаю – беглец встречался с акробатом, которого вы разыскиваете.
– У тебя точные сведения? – спросил Ринстер.
Еще один поклон:
– Вне всякого сомнения, милорд. Встреча случилась в маленьком городке, на постоялом дворе. Об этом мне рассказали охотники за головами, которых нанял ваш достопочтимый отец. К сожалению, артист обставил их и сбежал.
Язев Эрбет, который потерял интерес к человеку и чужим проблемам, все же не смог не заметить:
– И что же заставило наемников разговаривать с тобой? – В его тоне уже чувствовалось легкое пренебрежение. Он никогда не любил торговцев, их жадность и продажность.
– О, милорд. Возможно, обстоятельство, что я умею быть обходительным и располагаю людей к себе. Они были очень любезными. И теперь я подошел к цели моего визита. Охотники мало что смогли мне рассказать о циркаче, так досадившем вам, но, когда мы расставались, назвали ваше имя. И я был бы очень обязан вам, милорд, если бы вы смогли рассказать мне об этом человеке чуть больше того, что он акробат. Уверен, эти сведения помогут в моем деле, и я пойму, отчего мошенник, которого я ищу, связался с ним. В свою очередь, могу пообещать, что если я в своих исканиях встречу циркача, то тут же отправлю его вам, с моими бесконечными благодарностями и заверениями в дружбе.
Язев Эрбет скривился:
– Благодарность помощника купца это верх моих мечтаний. Уверен, моя семья справится с поимкой преступника и без вашего содействия. У меня нет времени рассказывать о мерзавцах всем желающим. Но так как вы были вежливы, Давек проводит вас к выходу и поведает все, что знает.
Шрев лучезарно улыбнулся:
– Милорд, это крайне любезно с вашей стороны. У меня осталась единственная просьба, если позволите. – Он не обратил внимания, что взгляд у хозяина Тавера стал ледяным. Тот не терпел, когда всякие проходимцы сперва просили медный улт, а получая его, требовали уже золотую марку. – В городе ходят слухи, что ваш сын покупал у циркача какую-то древнюю реликвию. И что там произошло нечто странное. Кое-кто говорит, что даже темное.
Улыбка мужчины говорила, что в эту нелепую чушь он не верит ни секунды.
– Мои наниматели интересуются вещами прошлой эпохи. И хотели бы купить ее у вас.
Кельг, видя каменное лицо отца и безошибочно понимая, что это означает, в предвкушении пошевелился.
– Деньги? У меня и самого их достаточно. Если какой-то пузатый торгаш пряностей что-то хочет купить, пусть заглянет в лавку к конкуренту. Я не занимаюсь торговлей!
Шрева это не смутило.
– Поверьте, милорд. Цена вас полностью удовлетворит, и вы не пожалеете.
– Эта безделушка нужна мне, как шаутту свет. Но из-за нее погиб мой сын, поэтому она не продается. Давек, проводи его.
Человек, сохраняя улыбку на лице, произнес: