Двухэтажный дом Уве находился тут же и был пристроен к маяку около пятидесяти лет назад.
Шерон ни разу не бывала внутри и не представляла, каково расположение комнат. Это сильно осложняло ее работу, так как заблудившийся может быть где угодно. Единственное, что знала девушка – с первого этажа можно легко перейти в маяк.
В овчарне безостановочно кричали овцы, и даже непогода не могла заглушить их. Животным, в отличие от людей, не требуется пламя, чтобы понять, что рядом с ними опасность.
Как и думала Шерон, дверь оказалась заперта, а вот ставни Уве, как всегда, закрыть не потрудился, хотя Йозеф его много раз предупреждал, что эта беспечность может дорого ему обойтись. Но теперь девушка была благодарна судьбе, что так случилось.
– Надо разбить стекло! – проорала указывающая на ухо Воцлаву, но тот расслышал ее только со второго раза.
Они нашли невысокое, находящееся на уровне плеч фермера окно. Он достал из-под плаща короткую дубинку и одним мощным ударом уничтожил преграду. Затем очистил раму от торчащих в ней острых осколков.
Мужчина попытался что-то сказать, но Шерон не услышала. Прочла по губам:
– Внизу пять комнат и подвал. Еще подсобка. И выход в маяк. Наверху четыре. И чердак.
Шерон благодарно кивнула, крикнула:
– Жди здесь! Что бы ни случилось не входи туда, пока горит синий фонарь! Если я не вернусь через полчаса, уходи к холму! И дождись кого-нибудь из указывающих!
Он показал, что понял, и она, взяв его за руку, сильно сжала ее, давая понять, что хочет сказать нечто важное:
– Если увидишь, что я выхожу из дома, но пламя синее, беги без оглядки!
– Знаю! Не в первый раз!
В первую ночь заблудившийся скован местом, где человека настигла смерть. Он не может покинуть дом в течение суток. Лишь после того, как вновь наступит тьма, ему вольно выйти на улицу. Именно поэтому следует указать ему путь как можно быстрее. Любой прохожий, убитый заблудившимся ночью, сам становится точно таким же. Но это правило не касается указывающих, погибших от рук заблудившегося. Их место не сковывает, и они могут бродить, где им только заблагорассудится.
Воцлав вытер рукой мокрое, встревоженное лицо:
– Удачи, девочка! Будь осторожна!
Она ободряюще улыбнулась человеку, который когда-то был дружен с ее отцом. Мужчина подхватил ее за талию, легко, точно пушинку, поднял, и спустя мгновение Шерон, ловкая как кошка, оказалась внутри, на хрустящих под ногами стеклянных осколках. Она в последний раз подумала о Найли, чужом ребенке, который теперь стал ее, и занялась работой.
Сделав пару шагов от окна, девушка прижалась к стене и стала прислушиваться.
Из-за близости моря это оказалось не так-то просто. Шерон поняла, что ей придется полагаться в основном на зрение. Несмотря на то что в комнате царила непроглядная темень, указывающая хорошо видела все в светло-серых оттенках. Грубый стол, трехногий табурет, большой сундук у дальней стены.
И никого.
Здесь неприятно пахло застарелым потом, кислым пивом и гнилым луком. Уве никогда не отличался чистоплотностью.
В соседней комнате горела свеча. Тусклый синеватый свет окутывал дверной проем, ведущий в следующее помещение, зловещей аурой мертвых. Это был единственный выход, а потому Шерон, не сводя с него глаз, плохо слушающимися от холода пальцами расстегнула деревянные пуговицы на алом плаще. С него уже натекла целая лужа. Плащ мешал ей двигаться, поэтому без всякой жалости был сброшен на пол.
Она поправила врезавшуюся в плечо лямку и, все так же настороженно прислушиваясь, развязала тесьму и запустила руку во внутренний карман замшевой сумки, нащупав на дне игральные кости. Два маленьких, с виду самых обычных кубика, вырезанных из кости нарвала, со стершимися точками на гранях, с тихим стуком упали на грубые доски.
Шерон прошептала наговор, и костяшки ожили, покатились туда, где случилась смерть. Она почувствовала, как по пальцам левой руки разливается знакомое тепло, как ладонь начинает «печь», и двинулась вперед. Ее поводыри, подстраиваясь под маленькие, осторожные шажки хозяйки, вкатились в следующую комнату.
Девушка застыла на пороге, изучая большой холл, залитый темно-синим светом. Рядом с грубо сколоченным из досок шкафом висели рога северного оленя, служившие вешалкой, а также полки с глиняной посудой. На придвинутом к стене верстаке, где были разбросаны плотницкие инструменты, в невысокой глиняной плошке таял огарок свечи.
Дверей тут было две, они находились друг против друга, одна вела на улицу, вторая – во внутренние помещения. Кости недвусмысленно остановились перед ней, предлагая Шерон нырнуть в чрево затаившегося дома.
Возможно, заблудившийся почувствовал ее, и если ему хватило ума спрятаться, а такое порой бывает, то рано или поздно он проявит себя. Тварь может быть где угодно, и оставалось надеяться, что та здесь одна. Указывающая путь не знала, кто умер, Уве или его жена, но если выходец той стороны убил человека, то где-то в доме прячутся двое, а это уже серьезный вызов.
Разум говорил ей, что лучше дождаться Йозефа или еще кого-нибудь из своих, прежде чем рисковать головой, но профессиональная гордость не позволяла оставаться на месте. Она лучшая из указывающих города, это признает даже старик. Шерон чаще всех них сражалась с заблудившимися и попадала в такие ситуации, в которых не была даже Клара, славящаяся своей отчаянностью. Ждать помощи позорно.
Шерон старалась двигаться так, чтобы проход в коридор все время находился перед глазами. Перемещаясь боком, точно краб, добралась до входной двери.
Засов был тяжелым, и она подняла его лишь с третьего раза, аккуратно прислонила к стене, толкнула дверь плечом, впуская внутрь грохот волн. Теперь никому не придется влезать в окно. Да и ей, если что-то пойдет не так, будет легче выбежать из здания.
Тонким стальным стилосом, извлеченным из сумки, Шерон нацарапала на темном косяке цепочку корявых символов и, удовлетворившись проделанной работой, убрала его обратно. Выход для заблудившихся – закрыт.
Несколько раз глубоко вздохнув, она отринула волнение и направилась в сторону неосвещенного коридора.
Сосредоточенность, холодный расчет, спокойствие, внимательность, осторожность. Пять составляющих успеха в работе указывающих путь. Это правило вбил в нее Йозеф, когда она была еще ребенком и ее дар только пробуждался.
Тишина, запах воска, лука, отсыревших тряпок. Напротив находилась лестница на второй этаж. Направо от нее – три оставшиеся комнаты первого этажа. Все двери закрыты. Налево – предбанник, переход к маяку.
Кости, повинуясь ее жесту, покатились туда, Шерон сделала несколько шагов следом за ними и тут же резко повернула голову, вслушиваясь в почудившийся шорох. Это не был постоянный рокот шторма. Ей показалось, что едва различимо скрипнула половица где-то наверху.