– Помощь! Надеюсь, что в критической ситуации, вы, сосунки, не будете путаться в моей юбке. Каждый отвечает за себя.
– А лучше бы мы отвечали друг за друга, – сказала ей указывающая.
– Хм! Для этого мне надо доверять вам. Знать, что вы сможете прикрыть мне задницу, когда станет горячо. Но пока что это я вытаскиваю некоторых из вас из тех ям, в которые они попадают.
– Справедливо, – повинился Тэо. – Ты вытащила меня из той заварухи в таверне. И поставила на ноги. И помогла Шерон отбиться от скрэгов. Но, согласись, в нашей компании тебе гораздо уютнее.
– С чего это ты так решил?
– Иначе бы ты шла одна. Шагах в пятистах впереди. Как прежде.
Сойка на это лишь усмехнулась уголком рта.
Шерон, вдыхая усиливающийся с каждой минутой запах моря, сказала:
– Вы знаете, что после Катаклизма Талорис был под водой?
– Мне плевать, – ответила Лавиани. – Пусть лучше мальчик расскажет, что было после Темного Наездника?
Но тот отказался:
– Вечером. Сейчас мне интереснее послушать ее. Значит, он оказался на дне?
– Так говорят хроники. Все думали, что столицу уничтожило море после того, как Скованный проиграл Тиону. Но спустя несколько сотен лет живущие на этом берегу увидели, что на горизонте появилась земля. Талорис всплыл из пучины.
– И, конечно, туда сразу полезли? – Лавиани с пренебрежением посмотрела на сложенный из бревен мостик, перекинутый через ручей. Доверия он у нее не вызывал, так что она спешилась и взяла мула под уздцы. – Так всегда бывает. Знавала я одного парня, который сунул нос в джунгли Мута. «Чудесное место, Лавиани. Старая арена Единого королевства, Лавиани. Мы разбогатеем, Лавиани». Нашел дуру. Я послала его к Скованному, и он, как видно, его все же нашел, так как назад не вернулся. Люди вечно лезут туда, где им не рады.
– Ну прямо как мы с тобой, – не удержался Тэо.
Она сплюнула:
– Еще одно местечко, где живым нечего делать.
– Как люди вообще здесь могут жить? – поразился Тэо.
– А как живут на Рубеже? На границах Смерчей? Пустыни? – задала резонные вопросы Лавиани. – Хреново, если честно.
– Мы привыкли, – сказала Шерон.
Они оказались на скалистом берегу, заросшем сухими кустами барбариса, продуваемом холодным ветром. Далеко внизу грохотало море, вздувалось серыми валами, увенчанными коронами, сотканными из белой пены. Волны взлетали в небеса мириадами брызг, разбиваясь о камни, оседали соленой водной пылью на влажных скалах, старых кустах, мертвой траве. Солнечные лучи заставляли капли сиять, точно бриллианты, и на них было больно смотреть.
Спуск был опасным, а тропа неровной. В полном молчании, под перестук камушков, скатывающихся из-под ног, они оказались внизу, ведя за собой животных. Миновали пробитый в скальной породе короткий тоннель – остатки укреплений прошлых лет – и вышли на побережье, заваленное крупными булыжниками, оставшимися здесь после схода ледника.
Акробат увидел дома, обнесенные замшелыми каменными стенами. Над черными крышами вился дымок. Дальше, возле самой кромки воды, высился старый маяк, больше всего похожий на кусок сахара, в который плеснули кипятком. Того и гляди изъязвленные камни растают, и все строение разрушится. Над ним парили потревоженные чайки-поморники.
Ворота в поселок были распахнуты, и выскочившие оттуда собаки трудолюбиво облаяли путников. Во дворе, квадратном, засыпанном втоптанной в землю соломой, две женщины сортировали пряжу. Четверо детей носились с визгом среди пестрых кур, пытаясь запустить в небо воздушного змея из потускневшей бумаги.
Шерон отчего-то сразу вспомнила Мильвио и его бумажных птичек и улыбнулась этому воспоминанию.
– Ждите здесь, – сказала девушка спутникам.
Лавиани проворчала что-то о том, как ей снова указывают, и села рядом с поленницей, пристроив сумку на киль перевернутой лодки. Шерон, провожаемая взглядами жителей, подошла к суровому мужчине, который колол дрова. Тот сумрачно кивнул, отвечая на ее негромкий вопрос, отложил топор и пригласил пройти в дом.
Женщины с пряжей переглянулись друг с другом, и одна из них, дородная и светловолосая, с тревогой на лице поспешила следом за ушедшими.
Тэо поднял шесть камешков и начал жонглировать ими не глядя, думая о том, что земля, названием которой в герцогствах пугают вот уже тысячу лет, прямо перед ним.
Он получал удовольствие от пляски на канате, и даже смерть аплодировала ему, наслаждаясь представлением. Но на этот раз они лезли в ее логово, и она вряд ли спустит им подобную наглость.
– А одной рукой можешь? – не выдержав, спросила Лавиани, пристально наблюдая за ним.
Он кивнул, и разноцветные камни стали подлетать выше и чаще, слившись в размытый овал.
– Хорошая скорость, и очень быстрая реакция.
– Из твоих уст это звучит чуть ли не как похвала, – усмехнулся он.
– Это она и есть, дубина. В другой жизни ты мог бы заниматься не только увеселением публики.
– Чем, например?
– Теперь уже без разницы.
Она встречала похожих на Тэо в Ночном Клане. Внешность разная, а вот язык тела… точнее, потенциал один. С убийцами, хорошими убийцами, у нее всегда было много возни. Никто не хочет умирать, но эти особенно живучи.
За взлетающими в его ловкой руке камешками следила не только Лавиани, но и детвора. Он улыбнулся про себя и начал жонглировать «каскадом», заставив камни размыться в два пересекающихся между собой круга. Пустил их за спиной, высоко подбрасывая над левым плечом.
Пружина с легкостью запрыгнул на каменный забор, для многих узкий, для него, особенно после каната, казавшийся широченной дорогой. Завершив жонглирование, он потряс зрителей еще больше, сделав несколько элементарных, но очень эффектных сальто. Такого в этой глуши никогда не видели.
Дети, открыв рот, смотрели на него, словно на Тиона, прилетевшего к ним на белом льве. Цирковой подмигнул им, но выступление закончить не успел. Дверь дома резко распахнулась, и на пороге появился хмурый мужчина. За ним – напряженная, бледная Шерон. Последней вышла женщина, занимавшаяся пряжей, лицо ее было в слезах. Все трое скрылись за углом дома. Понимая, что случилось нечто неприятное, Тэо спрыгнул на землю, подхватил сумку и направился следом за ними, слыша, как за спиной шуршит галька. Лавиани отставала от него всего на несколько шагов.
– Не отдам! – Хозяйка хутора встала на пути у мужа, который выводил из хлева совсем еще молодого, весело шлепающего языком лилового хрюля. – Не отдам! И себя погубит, и его! Что мы весной будем делать, когда лов начнется, указывающая?! Как проживем?!
– Я вернусь и верну, – тихо ответила Шерон.
– Оттуда?! – Женщина покачала головой. – Ты молода и не знаешь, что из тьмы нет возврата. Никто из живых не приходит. Только смерть. Вы сгинете там, а нам надо жить.