Мы подползли к ней, обняли, плача от восторга спасения. А она все еще сидела на подоконнике. Мы любили нашу единственную сестру. И она любила нас. Сжимая наши руки и прикладывая к своей груди, она смотрела на нас сверху. Слезы радости текли из ее глаз, капали на наши лица. Солнечный свет играл в слезах Фер.
Сердца наши заговорили. С новой силой.
Это продолжалось всю ночь.
Утром мы знали , что надо делать. Чужой мир по-прежнему окружал нас со всех сторон. Но по нему уже были проложены дороги и колеи. Сила сердца проложила эти дороги. Она словно раздвинула мир. И мы увидели в нем глубокие щели, которые ждали нас. Нам нужно было без страха и опасений двигаться по этим дорогам, заползать в щели мира, мимикрировать и делать наше великое дело.
Фер произнесла на языке людей:
– Свет всегда пребудет с нами. Он научит нас. И мы сделаем все, что необходимо.
Больше мы никогда не доверялись только своему разуму. Любой замысел, любое начинание, любое дело каждый из нас сверял прежде всего со своим сердцем. Сила сердца подсказывала путь. Разум обеспечивал движение по этому пути. Сила сердца подталкивала разум, стояла за его спиной. И он двигался, преодолевая мир, забирая от него все нужное и отшвыривая лишнее, мешающее. Ложные страхи, неуверенность в будущем, опасения за жизнь братьев – все отлетало прочь.
В этой залитой солнцем палате мы обрели полную свободу. Потому что полностью и навсегда доверились своим сердцам. И ведали их мощь.
Росло число сердечных слов, обретающих в наших сердцах. Язык сердца становился богаче от каждого разговора. Обнявшись, мы учились друг у друга. Сердца наши становились уверенней.
И сила сердца пребывала с нами.
Когда Иг окончательно встал на ноги, решено было воспользоваться его отпуском и начать поиск наших в близлежащих городах. Связавшись с местным ОГПУ, Иг достал машину с водителем. Мы с Фер должны были отправиться на этой машине в поисковый вояж. По плану с нами следовал сопровождающий – чекист из оперативного отдела симферопольского ОГПУ. Ему Иг железным голосом Дерибаса сообщил, что отправляет нас с Фер на поиск тайной контрреволюционной организации, на зиму сбежавшей из Сибири в Крым, членов которой мы знаем в лицо. Соответственно, чекист должен всячески содействовать нам в поимке «замаскировавшихся врагов народа». Как только сердечный «магнит» находит нашего , мы должны указать на него чекисту, чтоб тот арестовал его. Решено было не брать с собой новообретенных, а сразу препровождать их в местные тюрьмы. После окончания отпуска Дерибаса новообретенных необходимо было доставить на наш поезд. На обратном пути мы должны забрать ящики со Льдом в Ростове-на-Дону и в долгом пути до Хабаровска простучать наших ледяным молотом.
Ранним крымским утром автомобиль забрал нас с Фер из санатория. Мы отправились в трехдневную поездку: Севастополь – Симферополь – Мелитополь – Бердянск – Ростов-на-Дону. Теперь искать нам стало уже легче: мы знали точно , что братья и сестры Света голубоглазые и светловолосые. Бесконечной чередой проходили перед нами люди, их лица, тела. Мы плыли по морю людей, раздвигали его, погружались с головой и снова всплывали. Мы дышали толпой. Она пахла потом жизни и бормотала о своем. Толпа всегда торопилась. Наш магнит просвечивал ее. И чем глубже погружались мы в процесс поиска в море людском, тем тяжелее нам это давалось. Толпа густела. Сердца наши дрожали от напряжения.
В Севастополе мы нашли двух сестер.
В Мелитополе – одну.
В Симферополе – никого.
И никого в большом Ростове-на Дону. Мы провели в нем сутки. После тяжелых и долгих поисков Фер рвало желчью от напряжения. Она впала в истерику, испугавшую сопровождающего нас чекиста. Я валился с ног от усталости, кровь пошла у меня носом. Автомобиль довез нас до общежития ОГПУ, шофер и чекист помогли Фер подняться по ступенькам крыльца. Я шел следом, стараясь не упасть. Встретившие нас молодые и загорелые ростовские чекисты были обеспокоены.
– Шо случилося, товарищи? – спросил один.
У нас с Фер не было сил ворочать языком. Мы пошли, держась за стену, к нашей комнате. И услышали, как сопровождающий чекист ответил местным:
– Вот, парни, как сибиряки врагов народа ищут. Без продыху. Учитесь!
Мы повалились на кровати. У меня в голове колыхалось людское море. И в нем не было ни одного родного лица! Мы обнялись и разрыдались.
Зато в маленьком и уютном Бердянске наш сердечный магнит нашел шестерых! И все они оказались сестрами! Это подействовало на нас с Фер как вспышка Света. Но физиологически совершенно раздавило: после поисков и арестов найденных мы упали на пыльную мостовую Бердянска и потеряли сознание. Очнулись уже на заднем сиденье машины: нас везли в Ялту. Я с трудом поднял голову, приподнялся на ослабевших руках. За окном мелькали пирамидальные тополя.
– Все найденные арестованы? – спросил я, с огромным трудом вспоминая слова.
– А то как же! – отозвался сидящий впереди чекист. – Будьте покойны.
Я облегченно откинул голову на кожаный подголовник. Голова кружилась. Фер спала.
– Я чего спросить хотел, – закурил чекист, – а чего это они все – бабы?
– Мужей мы уже арестовали, – пробормотал я.
– Понял. – Чекист серьезно качнул смуглой головой, подумал и спросил:
– А много ыщо осталось?
– Много, – ответил я, гладя губы спящей Фер.
– Это точно! – бодро согласился чекист. – Вражин меньше не становится. Ну да ничо. Вычистим наше поле от сорняков.
Вернувшись в санаторий, мы день пролежали, восстанавливая силы. Братья неотступно были с нами, помогая нашим телам и сердцам. Нас кормили с рук фруктами, как малых детей. Все наши были возбуждены: найденные девять сестер не давали им покоя. Братья просили историй , трогали наши руки, прикоснувшиеся к сестрам, стараясь почувствовать их. Но что могли рассказать губы? Разве способен был убогий язык людей передать восторг обретения? Мы говорили сердцем, держа братьев за руки. И они понимали нас.
Прошла неделя.
Кта и Оа прошли очищение плачем. Их содержали в больничном корпусе. Все братья, прибывшие с нами в санаторий, были под покровительством Дерибаса, а значит – ОГПУ.
– Им нужно нервишки подлечить, – говорил Иг главврачу санатория. – Работа у нас сам знаешь какая.
Главврач – ялтинский интеллигентный еврей, переживший ужасы Гражданской войны и чудом уцелевший во время красного террора, понимающе кивал.
Иг полностью оправился после плача и с новыми, учетверенными силами принялся за наше великое дело. Для людей он был все тот же Стальной Дерибас, жесткий и решительный, быстрый и беспощадный, энергичный и прямолинейный. Полустарик, тихо возлежащий в тот памятный солнечный день на диване с виноградной гроздью в руке, исчез навсегда. Голос Иг-Дерибаса звенел по коридорам санатория, сапоги его победоносно скрипели, глаза сверкали. Он источал невиданную энергию преодоления жизни, казавшуюся людям абсолютным проявлением жизнелюбия. Невысокий, быстрый и напористый, он стал «душой» санатория. Его обожали все: военные, с которыми он в столовой фанатично обсуждал «архиважную крутизну партийной линии по преодолению кулацкого саботажа хлебозаготовок», делился боевыми воспоминаниями и мечтал о мировой революции, директор, с которым яростно резался в бильярд и спорил о «местных перегибах в национальном вопросе», женский персонал, хохочущий от его фривольных и грубоватых шуток. Он спал не более трех часов в сутки, подолгу купался в осеннем море, шумно играл в городки, пел громче всех на вечерах боевой песни.