Ледяная трилогия | Страница: 84

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Мне Шакро пушку к башке дважды приставлял. Тогда, в Дагомысе, и после свадьбы. Он про блондинов от Аверы слышал.

– От Аверы? – усмехнулся Гасан. – Авера в земле.

– Он на Шакро наезжал, тот был ему должен еще по «Тибету», – приподнял голову Апельсин. – И тогда прогнал ему про блондинов и про лед. Говорит: вот маза кусошная, бери. Нарубишь – отдашь.

– И что, Шакро велел тебе у Гасана зацепить? – спросил Гасан.

– Шакро хочет мазу взять на лед.

– Чего? – усмехнулся Дато. – Ты что, падло, гонишь? Аверу же завалили, какой, бля, долг, какой «Тибет»?

– Он и без Аверы хочет. Бля буду, Дато. Мне пацаны его терли, он голый щас, они с Рыбой в плохих, а на тебя навалятся.

– И мазу возьмут? – улыбался Дато.

– Хотят взять.

– По-грубому? Без терки?

– Он мне сказал: давай дерни порцию, я посмотрю. Не дернешь – завалим.

– И чего ему смотреть?

– Ну, как ты напаришься.

Дато потушил окурок. Встал. Подошел к Апельсину. Сунул руки в карманы. Качнулся на носках.

– М-да… Ты, пес, совсем взбесился. Совсем понятие потерял.

Он кивнул Пеке. Тот снял с огня кастрюлю. Лом прижал ботинком голову Апельсина к голубоватому мраморному полу.

– Бля буду, Дато… Гасан… клянусь… – бормотал Апельсин. Пека сел ему на ноги. И стал лить кипяток на спину. Апельсин заревел и задергался.

Лом и Пека навалились на него.

– Правду, пес, правду, – качался на носках Дато.

– Клянусь! Клянусь! – рычал Апельсин.

Пека плеснул ему на спину. Апельсин забился.

– Правду, правду.

– Дато! Не надо! – закричала Наташа.

– Правду, пес!

– Клянусь! Клянусь!

– На рожу плесни ему, – посоветовал Гасан.

Пека плеснул Апельсину на голову. Он завыл.

– Не надо, Дато! Оставьте его! – кричала Наташа.

– До тебя, крыса, дойдет дело! – Дато пнул ее ногой.

– Говори, а то сварим как рака. – Гасан спокойно смотрел на дергающееся тело Апельсина.

– Шакро мазу хочет взять на лед! – прорычал Апельсин.

– Не пизди, басота! Не пизди, басота! Не пизди! Не пизди! – Дато стал бить его ногой по лицу.

– Крысятник… – сплюнул Гасан. – Лей ему на яйца!

Пека и Лом стали стягивать с Апельсина штаны.

– Дато! Дато! Дато! – кричала Наташа.

– Молчи, крыса!

– Дато, не надо, не надо! Я все скажу! – кричала Наташа.

– Молчи, крыса!

– Пусть скажет, Дато. – Гасан подошел к Наташе. – Скажи правду.

– Все скажу, не надо!

Дато сделал знак Пеке. Тот перестал плескать кипяток на Апельсина.

– Говори, сука.

Наташа вытерла свободной рукой нос. Всхлипнула:

– Врет он все. Это не Шакро. Это я.

Дато смотрел на нее:

– На хера?

– Ты меня все равно бросишь. Как Женьку. Я знаю про твою эту… балерину. А я… а у меня… вообще ничего нет. Мать при смерти.

– И чего?

– Ну… хотела бабок срубить… просто…

– И его подбила?

Она кивнула.

– За сколько?

– Пополам.

Дато перевел взгляд на Гасана. Тот молчал. Наташа всхлипывала. Апельсин стонал на полу. Дато глянул на Апельсина:

– Переверните его.

Пека и Лом положили его на спину. Дато присел. Заглянул в серые глаза Апельсина:

– Правда.

Выпрямился. Гасан протянул руку. Дато хлопнул по ней ладонью. Облегченно выдохнул:

– Пошли перетрем.

Они вышли в соседнюю комнату. Здесь был полумрак. И стояло много дорогой мебели.

– Я так и думал, что это не Шакро. – Гасан зябко потянулся. Сцепил худые пальцы. Треснул ими.

– Мазу, блядь! – Дато нервно усмехнулся. Открыл бар. Достал бутылку коньяка. Налил себе. Выпил.

– Каждая басота, блядь, только и ждет, чтоб меня с Шакро стравить. Шакалы, блядь!

– Он слышал просто… может, от Аверы, от пацанов его… может, от Дырявого…

– Слушай, Гасан, а почему все в курсе? Почему каждый клоп, блядь, знает про лед?

– Ты у меня спрашиваешь?

– А у кого мне спросить? У Аверы? У Жорика? Они, бля, червей кормят. А ты живой.

– Ты тоже живой, брат, – серьезно посмотрел Гасан. – Мы оба живые. Пока.

– Пока что?

– Пока понимаем, что в гробу карманов нет.

Дато отвернулся. Отошел к окну. Покачался на носках. Гасан подошел к нему. Положил руку на плечо:

– Ты меня знаешь, брат. Мне чужого не надо. Мне своего на порошок хватает.

Дато смотрел в окно на вечернюю Москву:

– Говно!

– С ними что-то делать надо, брат.

– Что-то… – качнулся на носках Дато. – Что-то, блядь…

Он резко повернулся. Пошел на кухню. Гасан неторопливо двинулся за ним.

В углу кухни возвышался массивный белый холодильник «Bosch». Дато открыл морозильную камеру. Она была завалена продуктами. Он стал выкидывать их на пол. С сухим стуком они падали на мрамор. Под продуктами лежал большой куб льда. Дато злобно посмотрел на него:

– Потому что я никогда не жру ничего мороженого… да, сука?

Он приблизился к Наташе.

Она всхлипывала. Отвернулась.

– Надежное место, да? – мрачно смотрел Гасан.

– Ну почему бабье такое, блядь, умное пошло? – Дато шлепнул себя по ляжкам. – Не понимаю, что творится!

– Эмансипация, – неожиданно произнес Пека.

– Чего? – повернулся к нему Дато.

– Ну… это когда у баб с мужиками равные права, – пробормотал Пека. Дато внимательно посмотрел на него. Повернулся к Гасану:

– Давай ящик.

Гасан достал мобильный. Позвонил:

– Подъезжай.

Через несколько минут в квартиру вошли двое с кофром. Надели резиновые перчатки. Переложили куб льда из морозилки в кофр. И осторожно унесли кофр. Дато налил себе водки. Выпил залпом.

– Так. Апельсина – на помойку.

Апельсин дернулся изо всех сил. Закричал что-то нечленораздельное. Пека и Лом навалились на него. Лом накинул удавку на толстую веснушчатую шею Апельсина.

Наташу вырвало. Голова ее бессильно повисла.