— Ладно, легко отделался. В общем, для чего я тебя вызвал… возьмешь с собой этого молодого человека, — начальник строительства кивнул на скромно сидящего в углу невысокого паренька. — Ник О'Нил. Он хронограф, ведет записи строительства нашей компании. Не технические, а просто жизнеописание. Поживет у вас на карьере недельку-другую, пока не решит, что хватит. Мешать не будет, не беспокойся. И еще: у меня разрешения поработать возле «Глухомани» спросил один змеелов, Пит Васильев. Покажешь ему место, где Ар-Ви поставить. Мужик хороший, немножко подоит ваших змеюк, у них яда много, не убудет. Правда, он чокнутый, но тихий. И змеи его не кусают, что вообще за гранью понимания. Ладно, езжайте, мне еще нужно пережить этот понедельник. — И Поплавски махнул рукой, отпуская Леньку и О'Нила.
— Ну, будем знакомы: Леонид Панфилов, мастер. — Выйдя от начальства, Ленька решил, что пора познакомиться, и протянул парню руку.
— Ник О'Нил, хронограф, — в ответ пожал ему руку паренек, совсем молодой, лет восемнадцати, — веду дневник компании.
— Это как? — заинтересовался Ленька.
— Ну, описываю строительство, людей, происшествия. У вас, русских, есть точное слово — «летопись». Именно этим самым я и занимаюсь. Раньше, на той земле, во времена освоения Дикого Запада очень многие писали дневники. Благодаря им и тому, что практически в каждом городке была газета, мы достаточно точно знаем, что именно там происходило. Сейчас же мы живем с другой скоростью. Вот ты часто записи в дневнике ведешь? — Ник повернулся к Леньке.
— Нет, — удивленно ответил Панфилов, толкая дверь и выходя на улицу. — Разве что веду записи в журналах карьера, но это дневниками никак не назовешь.
На улице, поодаль от офисных вагонов, стоял MUTT с Евгением за рулем и парой работяг на сиденьях.
— Так, мужики. Это Ник О'Нил, поживет у нас в карьере какое-то время. Познакомитесь в карьере днем. Мешать не будет, если попросит что-либо объяснить, то в свободное время — пожалуйста. Ник, работа — святое, не отвлекай в это время народ, договорились? Где твоя тачка? — Ленька, кряхтя от боли в спине, залез в вездеход и уселся на край сиденья.
— Вон, «Тойота РАВ-4», — кивнул парень на припаркованный метрах в пятнадцати элегантный кроссовер. — Насчет всего этого не беспокойся, мастер: я уже два года работаю на компанию. — И открыл дверь своей машины.
— Ник, где этого змеелова искать, знаешь? — вспомнил об еще одном навязанном соседстве Панфилов.
— Он нас на выезде из лагеря ждать будет, не проедем мимо. — И паренек захлопнул дверь.
— Ну вот, летописцы — как белые люди, с кондиционерами, а мы всем ветрам доступны, — покрепче ухватываясь за борт и ручку на «торпеде», пробурчал Ленька. — Жень, езжай аккуратнее, не растряси меня. А то ты любишь «больше газа — меньше ям»!
— Уговорил, черт ты наш красноречивый. — Обычно упрямый, как сам нечистый, украинец аккуратно стронулся с места и поехал в направлении восточного выезда. За ним пристроился кроссовер летописца.
Сразу за «Концом путей» их поджидала видавшая виды грузопассажирская «Газель» с прицепом. Неподалеку, на большом камне, положив на колени АКМ, сидел жилистый мужик в высоких сапогах вроде болотных, с приспущенными голенищами. Рядышком лежала пара спаниелей.
— Доброго утра, — поздоровался с ним Ленька, когда вездеход остановился напротив. — Вы Васильев?
Мужик кивнул, не вставая с камня. Спаниели же, наоборот, вскочили, крутя обрубками хвостов.
— Тогда пристраивайтесь за «РАВ-4», и поехали. Сегодня уже ночевать не придется, к сожалению. — И Ленька подавил зевок.
Змеелов спокойно и молча встал с камня, хлопнул рукой по бедру, подзывая собак. Так же молча поднял их в кабину «Газели», сам залез и завел мотор. Вспыхнули фары, осветив проезжавшую мимо «Тойоту», и грузовичок вырулил следом, отпустив ее метров на пятьдесят.
27 год, 6 месяц, 30 число, вторник.
Карьер «Глухомань».
— Самвел, ты понимаешь — это первый мой день рождения, на котором я сам варю борщ. До этого мама или бабушка его готовили, я только помогал. А теперь сам. Хорошо это или плохо? Не знаю. То, что я потерял семью, — однозначно плохо. Я их очень любил, всех. И меня до скрежета зубов бесит невозможность отомстить. Они до сих пор и всегда будут в моем сердце: отец, мать, бабушка и дед. Но то, что я жив-здоров, — это очень хорошо. Хорошо то, что вокруг отличные мужики, что у меня есть интересная работа. Очень хорошо, что есть куда идти, весь мир перед нами… — Ленька перестал резать лук и свалил нарезанную кучу в чашку. Отнес к бурлящему на очаге котлу и высыпал туда, помешав поварешкой. Открыл большую сковороду, на которой тушилась свекла с морковкой, чуть-чуть долил бульона и снова накрыл чашкой. Вернувшись к столу, на котором повар продолжал резать капусту, он налил по небольшой стопочке себе и ему. — Нарушение, конечно, но сегодня можно. Давай, Самвел, чтобы все у нас было хорошо!
Парни опрокинули рюмки с неплохим коньяком, изготовленным в здешней Франции. Точнее, в одной из областей Евросоюза.
— Не то, — немного недовольно поморщился армянин. — Сразу видно, что дубы здесь не растут, запах совсем другой.
— Это так, но все равно хороший, — ответил Ленька, вытирая руки полотенцем и снимая фартук. — Я пойду. Погляжу, как все крутится, а ты дальше сам пока, договорились? Через полчаса вынимай свеклу из котла, пропускай через терку и вместе с зажаркой — в котел. Сразу чернослив туда и часть зелени. Через полчаса бросай капусту, накрывай крышкой и томи, только угли из подтопки вытащи почти все. Ладно, я побежал. — И Ленька завел вездеход, выехал со стоянки возле вагончика к работающим мужикам. Он сегодня с самого утра разрывался между работой и готовкой борща.
Молодой армянин с усмешкой посмотрел ему вслед и повернулся к собранной на прошлой неделе духовой печи. Поглядел на тлеющие внутри ее угли. Потрогал свод: вроде все готово. Пару раз махнул рукой, принюхиваясь к горячему воздуху из печи. И аккуратно поставил внутрь, на решетку над углями, большой, лично им сделанный из облуженной жести противень с пирогом. Подумав, налил немного коньяка, чокнулся об свод печки, частично отпил сам и плеснул остатки на полыхнувшие веселым пламенем угли. Аккуратно прикрыл деревянной крышкой творило духовки и вернулся к готовке борща. Через час заканчивается рабочий день, и предстоит торжественный ужин…
— Ой, Днипро, Днипро, ты широк, могуч, над тобой летят журавли!.. — Голосище Ярченко лился над затихшей саванной. Вот уж голосина у человека, Хворостовский позавидует! Уже с полчаса дорожники сидели и «спивалы», как Евгений выразился. И «Oh, Susanna!» пели, и «Степь да степь кругом», и еще с десяток разных песен, как американских-ирландских, так и русских-украинских. От «True Love, True Love» Ленька вообще прибалдел, хотя ее просто на три голоса исполнили американцы. Вообще вечер получился на удивление удачным. Ленька боялся, что борщ покажется слишком экзотическим американцам, но они с огромным удовольствием съели почти весь котел. И бекон ушел на закуску. И пирог съели, после того как Леонид кучу свечей на нем задул. И откуда свечи взялись?..