– Умница ты у меня редкая, доченька… Всё правильно…
Только сможет ли супруг спасти её и ребёнка от землян?… Впрочем, это вопрос далёкого будущего. А угроза близка уже сейчас. Надо помочь ему защитить их… семью… Ооли только сейчас приняла то, что это… графство… и её тоже… собственность… А значит, она, как истинная хозяйка этого поместья, должна сделать всё, что только возможно, чтобы спасти свою собственность и своих подданных…
Саури вздохнула, но выхода нет. И потом… В ту проклятую и благословенную ночь, когда она сама отдалась ему, человек был… нежным…
– Мама…
– Ой, доченька… Как же я рада! – всплеснула руками женщина…
– Мама… Мне надо срочно увидеть всех, кто помогал Атти… Особенно тех, кто главный на его фабриках.
Доса Аруанн мгновенно стала серьёзной, спустя мгновение произнесла, кивнув под коричневым покрывалом вдовы:
– Я вызову всех сюда немедленно.
Империя Рёко
Мы въезжаем в столицу империи, город Рёко. Он напоминает мне обычные средневековые города древней Европы. Такие же узкие, грязные улицы, хаос застройки, и – толпы горожан повсюду, с презрением смотрящих на нас, фиорийцев. Впрочем, когда мимо них проезжают мои воины, их лица меняются – презрение исчезает, ему на смену приходит испуг. Ну ещё бы – триста всадников, закованных с ног до головы в сталь… Шум, гам, непонятная речь вокруг, ещё – духота, пыль, множество насекомых, лепёшки навоза. Все вокруг спешат по своим делам, здесь гораздо более быстрый ритм жизни, чем в Фиори. Там привыкли всё делать неспешно, с расстановкой, с чувством.
А здесь, как говорится, кусай и беги. Так принято. Вот двенадцать рабов с ошейниками на шее тащат роскошный, отделанный золотом паланкин, в котором сидит кто-то очень важный. Идущий впереди слуга с надменным видом преграждает путь моему коню и… летит в пыль, сбитый ударом копыт.
Я ласково похлопываю Вороного по шее, он довольно ржёт. Но тут раздаются крики, откуда-то выбегают стражники, бряцая… Они называют это доспехами?! Моё потрясение невольно отражается на лице, но эти идиоты, одетые в грубое подобие кольчуги с шипами, набранной из крупных железных пластин, пытаются меня стащить с коня! Жеребец взвивается на дыбы, почувствовав на узде чужие руки, а я обнажаю свой меч, при виде которого оборванцы в железе шарахаются в стороны, но зато откуда ни возьмись появляются стрелки с луками, и мне ничего не остаётся, как вскинуть левую руку и сделать условный знак – к бою!.. Три сотни мгновенно перестраиваются, окружая меня и оттесняя и стрелков и стражников, рёсцы летят на землю, сбитые конями, роняют на землю оружие, потому что плети у моих ребят очень… увесистые.
– Арбалеты!
Строй ощетинивается готовыми к выстрелу стальными самострелами, и толпа, уже готовая броситься на помощь своим, с воплями шарахается в сторону. На площади остаёмся мы, фиорийцы, и паланкин с прикованными к ручкам рабами. Вижу, как где-то впереди дель Саур, привстав на стременах лошади, что-то кричит, но громогласный шум из окрестных улочек не даёт возможности расслышать его слова, а мои ребята никого не пропустят сейчас ко мне, будь он хоть сам император Рёко…
Меч вспарывает занавески из драгоценной ткани, и я выволакиваю на божий свет хрупкую фигурку. На лице совсем молодой девчонки в шитом драгоценными камнями наряде надменность и капризность. Но когда она повисает в воздухе, удерживаемая лишь моей левой рукой, вся её чванливость исчезает, словно струйка дыма на ветру. Она визжит, а я перебрасываю её через круп Вороного перед собой, заношу меч над её тонкой шейкой. Гневный ропот вокруг утихает в мгновение ока.
– Сигнал всем – трогаемся! Оружие не опускать!
Звучат два сигнала трубы, один за другим дублируемые грохотом барабана, и стальной прямоугольник, ощетинившийся остриями арбалетных стрел, трогается вперёд. Герцог пытается вновь протиснуться ко мне, но его мягко отпихивают. Мой отряд движется вперёд. А фиорийцы, те, что идут сзади, тоже торопливо приводят себя в боевой вид: надевают шлемы, сбрасывают с плеч надетые по-походному щиты. Копья опускаются, делая нашу общую колонну похожей на ощетинившуюся змею.
– Передайте по цепочке герцогу: пусть ведёт нас ко дворцу.
Быстрая скороговорка утихает вдали, я вижу, как кто-то в первых рядах произносит мои слова дель Сауру, тот в отчаянии машет рукой и ломится обратно. Его люди тоже уже полностью готовы к бою, и корпус из Фиори вновь двигается вперёд. А я доволен – выгорело. Мы смогли показать местным, что наш корпус не просто покорное мясо на убой, но может и оскалить клыки, если нас заденут. И нам всё равно, где умирать – здесь или на поле боя.
Моя добыча пытается дёргаться, но пара ударов по мягкому месту плашмя лезвием меча быстро показывает, что этого не стоит делать.
Горожане и солдаты Рёко стоят в переулках, на крышах домов, преимущественно низких, максимум в три этажа из самана. Даже не из камня, а из обычной глины, смешанной с соломой. И это – империя? Да у меня в Парде сервы живут лучше!
Внезапно улица словно расступается, и мы выходим на большую площадь. За ней – зубчатые стены дворца, из-за которых видны купола крыш со знаком Высочайшего на них. Голубые изразцы переливаются на солнце, словно драгоценные камни. Но и дворец такой же красновато-коричневый, как и все остальные строения. Но зато на площади я вижу армию. Настоящую армию империи. Чёткие квадраты пехотинцев, ощетинившиеся копьями, шеренги лучников, стаи конников и – ужас всех окружающих Рёко государств – боевых мамонтов. Здоровенные, раза в три больше, чем земные слоны, животные с хоботом, на котором укреплён изогнутый серп, внизу, под бивнями – зубчатая пила. На передних ногах наколенники с шипами, а на спине, покрытой густой рыжей шерстью, башенка с воинами.
Пленница, заметив выстроившихся солдат, что-то пытается сказать, но я снова бью её по заднице мечом, а потом, воздев клинок кверху, привлекая внимание, кручу им в воздухе. Когда меня замечают, молча заношу его над шеей девчонки. Намёк достаточно ясен. Фиорийцы выстраиваются в один плотный квадрат. Получается на диво слаженно, хотя мы ни разу не тренировались в этом построении. Наше огромное каре ощетинивается копьями, стрелки крутят рукоятки арбалетов, качают рычаги, лучники натягивают своё огромное оружие, все напряжены до предела.
Но вдруг со стороны рёсцев взвивается белое знамя – знак переговоров. Ну что же. Трогаю Вороного, и тот, храпя, потому что очень не любит таскать лишний вес, галопом мчит меня к застывшему неподвижно впереди дель Сауру. Тот немного бледен, на лбу выступили крупные капли пота.
– Ты что творишь, щенок?!
– Перестаньте, герцог. Будьте мужчиной. Нам всё равно умирать. Так, может, следующие выживут…
– И это говорит тот, кто вернётся назад?
Я снимаю со своей головы глухой шлем, беру его на локоть.
– Перестаньте меня оскорблять. Да, вы старше меня по должности, возрасту и титулу. Но прошу вас довериться мне. Нам ничего не сделают. Она… – Снова шлёпаю лежащую поперёк хребта тушку по сочной заднице, прикрытой атласом. Девчонка визжит от злости. Но я вижу то, что упускают остальные, – при каждом ударе лица рёсских солдат делаются кислыми. – Она слишком ценна для них. Лучше пусть кто-нибудь даст ответный сигнал.