– Да. И я больше чем уверен, что рёсцы обратят вас рабство, а вашу внучку продадут кому-нибудь в наложницы или в публичный дом…
Старик молча опускает голову. Кружка проворачивается в обессилевших пальцах, и напиток льётся на траву. Служанка также опускает голову с безнадёжностью и отчаянием.
– Я хочу дать вам надежду, сьере Долма. И другую, счастливую жизнь Шурике.
Голова старика поднимается. На лице появляется надежда.
– Те, кто лечился у вас, отзываются очень хорошо о вашем умении и искусстве лекаря.
– Но мне осталось немного. Года два-три, и я уж не смогу лечить людей…
– Всё равно. Старость заслуживает уважения. Поэтому я предлагаю вам отправиться вместе со мной в Фиори. Я – достаточно влиятельный лорд и правитель в нашем государстве и могу гарантировать вам безопасность и нормальную жизнь. Плюс обеспеченную и спокойную старость. Вашей внучке же я дам воспитание, достойное придворной дамы, а впоследствии выдам замуж за достойного человека. Слово графа.
Старик смотрит на меня исподлобья:
– Ничто не даётся просто так. Что я должен буду сделать?
– Ничего. Просто дать согласие на переезд в Парду.
– Надо подписать бумагу?
– Достаточно вашего слова. Я не настаиваю на ответе прямо сейчас. Впереди у нас трудный и кровавый поход. Возможно, то, что вы увидите, отвратит вас от Фиори. Но если вы согласны, то дайте мне знать. Через Шурику или эту несчастную. – Я кладу руку на худое плечо служанки, и она сжимается в комок. Отпускаю её плечо, затем поднимаюсь с куска войлока, на котором сидел. – Подумайте, сьере Долма. Можете поспрашивать у наших фиорийцев. Все вам скажут, что Волк Парда всегда держит своё слово…
Делаю шаг в темноту, но тут раздаётся голос старика:
– Вы сказали, что возьмёте Кытх. И я вам почему-то верю. Будет много крови, много горя, но вы хотите вернуться домой живыми. Это мне тоже понятно. Вы готовы забрать меня и Шурику с собой. И это я как-то могу понять. А что насчёт Гуль?
Я оборачиваюсь, понимая, что лекарь спрашивает о своей служанке.
– Тогда женитесь на ней. И вопросов не возникнет.
Тот порывисто поднимается с куска кошмы:
– Но я уже старик! А она ещё молода! Да Гуль мне в дочери годится!
Улыбаюсь в ответ:
– Я же не предлагаю вам спать с ней. Женитесь просто для того, чтобы спасти и увезти с собой. Подумайте на досуге, сьере Долма. Очень хорошо подумайте…
Милосердие или сентиментальность? Что я сейчас сделал, предложив старому лекарю убежище? Может, то и другое вместе. Или попытка совершить нечто чистое в грязи не нашей войны… Мы, фиорийцы, уже далеко не те люди, что пришли сюда три месяца назад. Позади – кровь, раны, погибшие и раненые. Убитые и казнённые. Враги и друзья. Мы научились многому. Ведь в такой ситуации обучаешься очень быстро, если хочешь жить…
Давно ли воины смеялись над моими солдатами, каждое утро бегающими кросс и занимающимися зарядкой? А теперь это общее правило для всех. Едва дежурные возвестят подъём, как весь лагерь на ногах, и вскоре дружный топот тысяч ног возвещает о том, что люди проснулись. Даже мелкие властители организовались: они выбрали из своих рядов самых умных и умелых и дали им ограниченную вассальную клятву. Есть, оказывается, в Фиори и такая, на случай войны. То есть, пока идут сражения, все подчиняются одному человеку. Но едва всё заканчивается, как всякий вновь сам по себе. Но что-то мне подсказывает, что этот поход в Рёко свяжет нас всех куда крепче разных самых страшных клятв и обещаний…
Поворачиваюсь на бок, подсовываю ладони под щёку. Однако то, что я увидел в госпитале, мне категорически не нравится. Старик лечит наших воинов на совесть. А относятся к нему… Даже нормальной постели нет! Спит на каком-то драном коврике, который никому не нужен. Фургон с тощим тентом, в котором полно дыр. Едва защищает от солнца и уж точно течёт как решето во время дождя. Да и с продуктами у него не густо, как я вижу. У служанки даже щёки ввалились. Еле двигается. Впрочем, эти проблемы решаемы. И легко. Во всяком случае, для меня… С этими мыслями я засыпаю.
Утро начинается как обычно, с приведения себя в порядок, зарядки и завтрака. Жуя кусок говядины, я задумчиво смотрю сквозь открытый полог шатра на разгорающееся солнце, потому зову дежурного:
– У нас найдётся три лишние порции рациона? – Я ввёл много словечек из русского языка в оборот среди солдат Парды.
– Найдём, сьере граф.
– Отлично. Передай на кухню: отныне три порции посылать каждый завтрак, обед и ужин ежедневно в госпиталь для сьере Долмы и его домочадцев.
Солдат улыбается:
– Давно пора, сьере граф. Жалко старика…
– Согласен. Ещё надо оборудовать один из свободных фургонов. Сделать дощатые стены, внутри поставить койки, походную печку, несколько ящиков и сундуков.
Улыбка становится ещё шире.
– Разрешите заняться?
Улыбаюсь в ответ:
– Разумеется. Ступай.
Боец отдаёт честь и исчезает за шатром. Слышу негромкий говор, потом одобрительные возгласы. Спустя короткое время раздаются звуки пилы, удары молотков.
Я занимаюсь картой. Жаль, что нет больше никаких сведений о Кыхте. Но всё равно даже примитивный рисунок на куске пергамента помогает… Сделав общие наброски, приступаю к черчению. Нужно изобразить во всех подробностях большие требучеты с так называемым «беличьим колесом» для плотников, которые будут изготовлять эти «короли камнемётных машин». Такая громадина пусть стреляет и медленно, зато уверенно. На три сотни метров можно зашвырнуть полутонный камень. Их понадобится около двадцати. По всем расчётам достаточно, чтобы за день снести полукилометровый участок стены толщиной в пять метров. И надо будет минимум полсотни малых, но более дальнобойных машин, чтобы кидать зажигательные снаряды. Насколько я знаю, ещё никто не применял столь массово огонь против населённых городов… Мои скулы вспухают желваками мышц – жители города ещё не знают, какой кошмар их ждёт.
– Сьере граф, обед.
Отрываюсь от чертежей – не заметил, как пролетело время. Киваю:
– Неси…
После плотного обеда наступает время немного отдохнуть. Всё, что я могу сделать сейчас, уже готово. Выхожу на улицу – недалеко от моего шатра стоит нечто. Большой, обшитый досками фургон под четвёрку лошадей. Крыша сделана острой. С двумя скатами. Прорезаны небольшие оконца под самыми карнизами, в задней стенке торчит глиняная труба. Вокруг свежие опилки и стружки. Пока люди обедают, подхожу к нему поближе и открываю дверцу… Внутри уютно. Стены обиты цветастым войлоком, на полу – циновки. Вдоль стен сделаны ящики для хранения лекарств и перевязочных материалов. У задней стены три небольших сундука. Две койки вдоль одной из стен над ящиками. Одна, поменьше, детская, возле другой. Печка посередине. От неё подвязана труба вдоль гребня крыши. Закреплена на деревянных скобах, обмазанных глиной, чтобы не загорелись от жара. Выделено место под дрова. На укреплённых выше полочках сияет медью посуда. Новенькая. Устроен откидной столик на деревянных петлях. Точно у меня в замке подсмотрели. Улыбаюсь: молодцы, ребята! Сразу понятно, что доктора Долму они уважают, потому что всё сделано добротно и на совесть. А ещё – что мирный труд им куда милее, чем ратный… Думаю, лекарю здесь будет не в пример удобней и уютней, чем в том фургоне.