Откровенно говоря, там не только рабы, но и солдаты из королевской гвардии, которых мы взяли в плен. После форсированного полевого допроса остатки их отправили в город самым быстрым способом. Как они орали… Огненные ядра пока не применяли. Нет смысла. За первой стеной города возвышается вторая. И только за ней располагается, собственно говоря, сам Кыхт. Вот снесём форбург, или, по-русски, – посад, тогда подтянем наши камнемёты поближе и начнём веселье. Тем паче что изготовление снарядов идёт непрерывно.
Ну а пока медленно, но верно ровняем первую стену. Та очень мощная, и дело идёт тяжело. В час по чайной ложке. Но всё же движется, а не стоит на месте. Кое-где уже сбиты квадратные зубцы, в одном месте зияет довольно внушительная впадина. И всё это – за неполную ночь. Если так будет продвигаться, то к вечеру мы получим первую пробоину. А там пойдёт легче. Пока стена монолитная, рушить её тяжело. Но едва только целостность кладки нарушается, она начинает сама рассыпаться… Блестящие шлемы тушурцев со стены практически исчезли. Кому охота получить увесистый булыжник в голову или попасть под град каменной шрапнели? Дураков даже среди них нет. Сейчас даже можно подогнать первую волну хашара к стене и захватить её. А что потом? Поднимать требучеты наверх? Так их сметут со второй стены. Я не дурак. И мои подчинённые это прекрасно понимают. Поэтому мы все, шестнадцать оставшихся командиров, включая меня, молча стоим на холме и наблюдаем за тем, что происходит. Время от времени комментируя удачные попадания.
Наша артиллерия старается. Машин много, а от лагеря волокут новые, куда более мощные и дальнобойные агрегаты. В такой можно уложить снаряд весом килограммов в двести. Сейчас-то работают ручные требучеты, которые приводят в действие рабы. И то – результат виден сразу. А вот когда начнут работу гиганты с качающимися противовесами… Впрочем, несмотря на все старания и усилия рабов, их движение происходит довольно медленно. Но всё же длинные рычаги приближаются к своим позициям. А там посмотрим. Дель Таури на полном серьёзе утверждает, что из новых требучетов он сможет перебросить огненные заряды и через вторую стену прямо отсюда. Я, конечно, сомневаюсь, но барон в своём деле специалист куда лучший, чем я. Ему и карты в руки. Если получится… И мои челюсти сжимаются крепче. Жаль герцога. Дель Саур был редким человеком для этой эпохи. Особенно среди лордов. Впрочем, и остальных павших фиорийцев жаль не меньше. Естественно, все они далеко не ангелы, типичные дети этого времени. Но я их не виню. И не презираю за это. Создай им другие условия – выросли бы другими. А так… Я и сам замечаю, что окружение сильно влияет на меня, и я иногда совершаю такое, что ни за что бы не пришло мне в голову в моём мире. Здесь же такие вещи естественны…
Ну а пока мы тут, в лагере готовятся к похоронам павших. Будет нечто вроде тризны, потом тела павших сожгут. Хотя в Фиори это и не принято, но нам не довезти тела погибших на родину, поэтому мы приняли такое решение. Пепел потом будет передан родным и близким, и они распорядятся им сами.
– Сьере лорды, у нас есть время. Предлагаю съездить в лагерь и пообедать. А через три часа вернуться сюда. Солдатам пусть привезут пищу из расположений.
Одобрительный гул. Нам подводят коней, и наша кавалькада направляется обратно. Благо до валов, окружающих нашу стоянку, не так далеко. Эскортом двигаются позади нас личные охранники. Тушурцы, таскающие снаряды для требучетов из каменоломни, испуганно шарахаются к обочинам пробитой дороги. Хорошо, что дождей больше не будет. Погода уже морозная, и холода стоят устойчиво. Так что рабам сейчас полная… извините, задница. Они уже начали рыть себе землянки. И мы смотрим на это сквозь пальцы. Сейчас нам нужна каждая пара рук. Потому что впереди – штурм. А каждое утро три-четыре десятка замёрзших тел бросают в реку.
Откидываю полог и на ходу бросаю дневальному:
– Обед мне в шатёр.
Захожу – внутри тихо, хотя вижу, что не один. Стоит гробовая тишина. Отстёгиваю застёжки лат, аккуратно ставлю их на специальную полку. Из-за ширмы высовывается головка Льян в берете.
– Сьере граф?
Ого! Начинает воспринимать фиорийские порядки, молодец!..
– Да, я. Где Аами?
Следом появляется малышка саури, смотрит на меня испуганно.
– Ты что, дочка?
Она лепечет на саурийском наречии:
– Папа Атти, а ты не будешь наказывать Каан?
– За что?! – Мягко сказать, что я удивлён…
– Но тушурцы убили много ваших…
Я опускаюсь за стол и негромко отвечаю девочке:
– А скольких из них убила Каан?
– Ни одного! Она со мной была всё время! – торопливо выпаливает Аами.
– Так за что мне её наказывать? Пусть лучше подаст воды. Мне умыться надо…
Тушурка выходит из-за ширмы. В глазах – дикий ужас. Она действительно боится меня, словно саму смерть. И зря. Мухи – отдельно. Котлеты, соответственно, отдельно. Она ни в чём не виновата. Так что, мне теперь срывать на ней своё бессилие? Не настолько я низко пал…
– Принеси мне воды, надо умыться. Льян, спрячьтесь пока. Нечего тебе раньше времени на мужчину смотреть.
Та заливается краской и исчезает снова за ширмой, утаскивая за собой Аами. Каан стоит неподвижно.
– Ты чего? Давай воду, и побыстрее!
Как раз раскрывается полог, и в облаке пара появляется дежурный, затаскивая ведро горячей воды. Холодная в шатре находится постоянно. Отдаёт честь, выходит.
– Да шевелись ты, бестолковка!
Не хочу её ругать, но это единственное, что может вывести её из ступора, в который впала тушурка. Спохватывается, бежит к ведру, берёт его и тащит к скамеечке, на которой стоят другие вёдра. Начинает смешивать воду в пустом до нормальной температуры, а я пока стаскиваю с себя поддоспешник, а затем верхнюю и нижнюю рубашки, оставаясь голым по торс.
– Готово, госпо… Ах!
Она роняет ковшик себе на ноги. Пищит от боли. Хотя откуда ей взяться? Ковш очень лёгкий, из бересты. Глаза Каан становятся круглыми. Чего это она? Только тут соображаю, что до сегодняшнего дня она меня раздетым не видела. Рявкаю:
– Давай воду, и полотенце не забудь, дурёха!
Подхожу к лохани, наклоняюсь. Через мгновение тоненькая струйка приятно тёплой воды льётся мне на спину. Эх! Сейчас бы баньку… Но что толку мечтать? Самое большее – две недели. Кыхт падёт, и мы отправимся домой. А там – полтора месяца, и Парда, а ещё – Ооли… Отфыркиваясь, умываюсь, потом забираю у женщины полотенце, растираюсь докрасна. Иду к своему сундуку. Достаю оттуда свежую рубашку, надеваю на себя. Грязную бросаю Каан:
– Постираешь.
Она молча сгребает её в охапку, кланяется. Мол, поняла.
– Сьере граф, обед принесли! – слышится снаружи.
– Давай. – Прохожу снова к столу, усаживаюсь. Заходит дневальный с большим подносом, который полнёхонек. Каан так и стоит, держа рубашку в руках. Кидаю ей: – Свободна. – Потом оборачиваюсь к ширме: – Аами, хочешь поесть вместе с папой?