В застенках «Кардугана» Машку, как выясняется, посадили на кресло между Юриком и Федорчуком и приступили к массажу ступней. А перед глазами у клиентов в «Кардугане» висит громадный экран, где, для создания нужной атмосферы, показывают что-то расслабляющее. Чаще всего канал «Нэшнл джиогрэфик». И Федорчуку повезло: там как раз шел фильм из жизни павианов. Включая их личную жизнь.
Сначала Машка судорожно прижимала к себе сумочку, но ее отобрал Федорчук. Когда Машке Заднице помыли ноги, это ей понравилось. Когда их начала разминать хорошо мне знакомая китаянка (номер двадцать три), все было тоже неплохо — Машка не спросила, почему та без одноразовых перчаток.
— Ты знаешь, кстати, что в Сингапуре малайцы на рынке делают сатэ в одноразовых перчатках? — спросил Юрик.
— Знаю, и вообще в Сингапур сейчас езжу только в случае крайней необходимости.
А дальше перед глазами Машки на экране возникли трахающиеся павианы, и Машка обратила внимание, что дальний угол подвала представляет собой рядочек кушеток, разделенных занавесками. Занавески задвигались, конечно, и спереди. И когда туда пошла здоровенная голландка в сопровождении мальчика-массажиста, в то время как над головой Машки занимались своим делом павианы, на ее лице появилось странное выражение. Она что-то поняла в жизни.
— Но поняла не то, — сказал Юрик. — Она решила, что мы захотели ей показать притон разврата. Ну ладно. Дальше была еда. Начали с роти чанай.
— Дегустация блюд малайской национальной кухни, понятно.
— Малайской? Ну-ну. А что такое чанай, ну-ка скажи? Ты же бываешь в Индии.
— Да… Не может быть. Ну, роти — это хлеб. А чанай… это же доанглийское название Мадраса. Которое стало его нынешним названием. Так?
— Так. Роти чанай — мадрасский хлеб. Ну, это так, к слову…
Я представил себе Машку, расслабленную после массажа ног, стоящую перед входом в какой-то из мусульманских ресторанчиков и круглыми глазами глядящую на шарик теста, превращающийся в руках человека в белом фартуке в квадратную салфетку, летающую в воздухе, в том числе над его головой. Доведенную в этом полете до прозрачности. Сворачиваемую затем в слоеный конвертик, который оказывается на раскаленном листе, смазанном маслом. Ну и перед выдачей клиенту роти полагается похлопать его руками с боков, взбить до полной пушистости.
Роти чанай — грандиозное шоу, но в какой-то момент Машка поняла, что перед ней то, что она собирается конкретно есть.
— Но он же делал это руками, — сказала она в ужасе.
Далее мои дорогие сокурсники устроили балаган перед пластиковым чаном, в котором во льду лежали рыбины с металлического цвета боками. Федорчук на полном серьезе рекомендовал выбрать икан билять.
— Билис, — сказал я.
— Но Машка-то не знает, — отозвался Юрик. — А повар, билять, не возражал.
В итоге сошлись на икан соле, и Машке полегчало. Соле — это было понятно, тут и вправду была она — или камбала — или ее местная плоская сестра, после чего название «джалан Алор» Машка произнесла с французским акцентом, и Федорчука снова затрясло. И продолжало трясти, когда Машка переспросила раза три: ребята, вы уверены, что мы здесь будем это есть? И вдобавок, для обретения почвы под ногами, начала рассказывать про Милан.
Далее же она огляделась по сторонам. Увидела, наконец, толпы европейцев за этими столиками, на пластиковых табуретках, поглощающих ту же самую еду.
Позволила ребятам рассказать пару историй о европейцах, едущих в эти края отдыхать от европейского идиотизма, а затем и переселяющихся насовсем — в Таиланд, Малайзию, на Филиппины, даже в Камбоджу. Услышала цифры: речь шла о тысячах. Включая женящихся на местных — нормальных, не испорченных феминизмом — женщинах.
Обратила внимание на то, что здесь можно курить за едой, и даже лично зажгла гадкую тонкую сигаретку. Не сказала ни слова больше о европейских стандартах и свободах.
Заметила медленно ползущую между столиками процессию машин, среди которых встречались «мерседесы» и даже парочка «порше». Увидела «хорошенькую спортивную машинку» и узнала, что это — малайзийская модель, называется в обиходе «Геной», она же Gen-2.
— Федорчук было подобрел, — сказал Бедный Юрик. — Да-да. Она жрала всё. Как бы не замечая, этак во сне. Она думала, что все это происходит не с ней. И он стал забавляться по части людоедов.
— Это же примитивно.
— Ну, первой начала Машка. Она перед поездкой прочитала ровно одну книгу про Малайзию. Насчет Борнео и охотников за головами. И Федорчук завел: а вот когда едешь в Кота Кинабалу… От названия ей стало нехорошо. Кстати, Малайзии, с ее сотнями островов и береговой линией, мультиплексные амфибийные комплексы — в самый раз. Так что он не просто так туда, на это Борнео, раз за разом ездил…
— Знаешь, Юрик, я только что с Борнео, правда, я был подальше, там, где Семпорна, — и лица у отельных служащих там и вправду неприятные.
— А, ты нырял на Сипадане, значит. Где жил? На Мабуле, конечно?
— А ты меня осудишь?
— Ну нравится человеку шуршание пальмовых листьев над головой, а жить, как приличные люди, среди моря, на сваях, на Капалане в четырех звездах тебе было бы неприятно, все понятно… Так вот. Федорчук с честным толстым лицом начал ей рассказывать, что если не сами жители Сабаха, то их дедушки точно ели. И не с голода, а в ритуальных целях. Если начинается племенная война, то надо сожрать немножко от твоего врага и унаследовать его лучшие качества. Это их культурное наследие.
— Скучно.
— Для Машки в самый раз. И еще сказал, что эти сорок минут от аэропорта до отеля в Кота Кинабалу он никогда не ездит на такси без попутчика через джунгли. Сожрут.
— М-да, как я помню, позавчера, когда я там пересаживался, аэропорт еще был буквально в самом городе. И даже в «Карамбунай» и «Шангри-Ла», куда дорога занимает и вправду минут сорок… Что там есть? Местный «Таймс-сквер», университет, центр высоких технологий… Джунглей там нет. Разве что в самом «Карамбунае», стоящем в заповеднике. А была бы интересная строка в Машкином некрологе. Сожрана каннибалами на полях для гольфа. Остался только маленький белый мячик.
— Ну ты это знаешь, мы с Федорчуком это знаем, а Машка… В итоге она все испортила, спросив нас: ну, что, теперь надо выпить таблетки для дезинфекции?
— Я на месте Федорчука показал бы ей специальную канавку, в которую на этой улице полагается тошнить. Это очень по-римски, античная традиция.
— Он выдержал. Но точно понял, что на следующий день надо отменять всю Машкину программу. Вот тогда-то… Так, по три глотка на донышке осталось. Скажи, ты кого очень не любишь?
— Ну, неграмотных критиков и рецензентов. Которые не могут правильно написать мою фамилию. Пишут — «Чень», как будто я какой-нибудь кореец. Лень посмотреть на обложку.
— Ты не похож на китайца, дорогой сэр. То есть дорогой Чэнь. Пью за то, чтобы ты был добрее к людям, которых не любишь. Так, совиньон кончился. Второго не дано. Мне еще шуршать полночи вот этими бумагами.