Больше всего здесь было бумаг. Пергаменты валялись повсюду: стопками, россыпью, пачками, в каждом углу. Отдельные листы, книги-кодексы и свитки – излюбленная форма северян. Вряд ли этот завал поддавался разбору и правильной раскладке.
Ксинк остался ждать снаружи. Пролт вошла и увидела, что мэтр Хоннис лежит на кровати и спорит с Чигелом, университетским врачом. Чигел с великолепным апломбом поучал Хонниса относительно ценности постельного режима – а глава кафедры военной истории рассказывал ему, какими практичными методами варвары из северного племени Скралл Но’т избавлялись от своих раненых.
Чигел выслушал Хонниса, не перебивая. Так они сравняли счет.
Наконец спор завершился. Чигел вышел из комнаты, и Хоннис заметил Пролт.
– О, теперь я понял, что требуется, чтобы вы удостоили меня своим визитом!
Хоннис так изменился, что она с трудом его узнала. Теперь, когда Чигел убрался, гнев старика утих. Что-то случилось, это очевидно. Что-то ужасное.
Она не видела его и не обращалась непосредственно к нему с той ночи, когда тайно появился правитель Сультат. С той ночи, когда Пролт открылась отвратительная истина – о том, как Хоннис использовал ее.
– Как вы себя чувствуете? – стандартный вопрос вылетел раньше, чем она сообразила, что задает его.
То, что он проигнорировал ее неловкость, было весьма нехарактерным для мэтра проявлением вежливости.
– Я должен многое вам сказать, если вы сумеете услышать. Очень важные вещи – для всех, но в первую очередь для меня самого.
Ксинк успел рассказать ей, что мэтр Хоннис неожиданно потерял сознание в коридоре. Это произошло часа полтора назад.
– Я готова слушать. – Она закрыла дверь и подошла к кровати, осторожно переставляя ноги, чтобы не наступить на пергаменты. Их действительно было огромное количество – мало кто из богатых людей мог бы позволить себе приобрести столько.
Из-за внутреннего огня, прорывавшегося вспышками гнева, Хоннис всегда казался людям выше и крупнее, чем на самом деле. Но теперь, лежа в постели, он не выходил за пределы жалких телесных рамок, соответствующих его неизмеримой старости.
– Сколько бы лет вы мне ни дали, не ошибетесь, – сказал он, поняв, о чем она думает. – Вообще я намного старше, чем вы можете предположить. В последние годы я поддерживал жизнь омолаживающими заклинаниями.
Пролт зажмурилась. У Хонниса, видимо, случился удар. Но… не пострадал ли при этом его разум? Эта мысль глубоко беспокоила ее.
– Кто читал эти заклинания… для вас? – спросила она.
– Я занимался этим сам.
Она в замешательстве прикусила нижнюю губу.
– Ваш следующий вопрос – не маг ли я? Считайте, что да. Я обладаю некоторыми знаниями, которые некогда, давным-давно и в других краях, считались самым обычным делом. Но мы здесь, на нашем маленьком и печальном Перешейке, живем в эпоху всеобщего страха…
Его изможденное старое лицо было скорбно. Каким печальным, каким сокрушенным выглядел он… У Пролт заныло сердце, и внезапно слезы пролились сами собой.
– Но я зашел за дозволенные пределы. Пользоваться магией омоложения опасно, а я уже довольно давно играл с этой опасностью. Теперь расплачиваюсь. Все правильно и справедливо. Не печальтесь из-за меня!
Слезы уже проложили дорожки по щекам Пролт, но источник их словно замерз от его суровых слов.
– Я прожил жизнь не впустую. – Его голос теперь приобрел непривычную мягкость. – Жил долго, успел многое. Еще до того, как я появился в Фебретри, у меня на счету были немалые свершения. Мне знакомы и жалость, и дерзость, и гнев, и любовь. А в последние годы меня сильно заботило новое увлечение магией на севере. Втайне я… боялся возможных последствий.
– Фелькской войны?
– Войны при помощи магии. – Его голова, обрамленная седым венчиком, резко дернулась. – Я обратил внимание Сультата на эти вопросы сравнительно недавно. Мы следили, как Матокин, могущественный маг, идет к власти в Фельке. Как создается Академия, где магов готовят к службе в армии. Все характерные приметы были налицо. Начало войны стало неизбежным уже несколько лет назад.
Пролт украдкой отерла глаза. Хоннис пошевелил рукой, вытащил какую-то перчатку и положил поверх одеяла.
– Я постоянно держу связь с премьер-министром. И с теми разведчиками, которых Сультат по моему наущению послал следить за продвижением армии Фелька. Эти разведчики происходят из одного благородного дома Петграда. В этой семье сохранили древние традиции и тайно обучали детей искусствам, которые со временем стали запретными.
Пролт удивленно взглянула на перчатку.
– Вы не верите мне, – сказал Хоннис.
– Мэтр…
– С чего вам верить? – Его обычная страстность ненадолго вернулось. – Вы ничего не знаете о магии. В этом отношении вы столь же невежественны, как и прочие жители этого жалкого Перешейка. За исключением того хитроумного колдуна на севере, который прибегнул к силе, которой другие глупо пренебрегли и почти забыли за сотни зим.
Пролт сказала, тщательно подбирая слова:
– Верно, я не слишком много знаю о магии. Но признаю, что в армии Фелька ее применяют в военных целях.
Она ведь видела подробные карты того, что случилось под У’дельфом – как генерал Вайзель использовал порталы для переброски своих сил.
– Значит, – сказал Хоннис, успокоив дыхание, сбитое после вспышки эмоций, – вы верите в нечто, от чего большинство людей отворачивается из суеверного страха. Магия – естественное, природное явление. И она так же опасна, как большинство природных явлений.
Он поднял перчатку. Пролт заметила с тревогой, что рука Хонниса трясется.
– Вы с самого начала удивлялись, каким образом я достаю текущие сведения о действиях Фелька, происходящих так далеко.
– Да, – честно сказала Пролт. – Это меня удивляло.
– Дальнеречь.
– То есть?..
– Магия связи. Эта перчатка принадлежит одному из лучших разведчиков Сультата. Тот разведчик, в свою очередь, получил предмет, принадлежащий мне, который я часто брал в руки, и тем самым передал ему часть своего… духа, если вам угодно.
– Духа? – Слово оттолкнуло Пролт. Для духа не было места в ее мире холодной логики и умозрительных построений.
Хоннис заскрежетал зубами:
– Ради здравомыслия богов, мыслитель Пролт, не замыкайте сейчас свой разум!
– Простите, мэтр Хоннис.
Вот странно: всего какой-то час назад она мысленно проклинала этого человека. А теперь старалась оказать ему все почести, положенные по академическому статусу. Не говоря уж о том уважении, которого он заслуживал как ее наставник.
Но ведь Хоннис предал ее! Как она может простить такое… даже если он лежит на смертном одре?