Зрителей было немало, хотя присутствие не считалось обязательным. Народу не хватает развлечений, подумал Брик с черствым цинизмом, который прежде шокировал бы его. В былые дни, когда он был мужем, отцом, аристократом и драматургом, он как-то ухитрялся видеть в людях лучшие качества.
Нет, не так. Незачем приукрашивать прошлое. Он почти всегда умел увидеть комическое и в людях, и в событиях. Но юмор обладал столь всеобъемлющими свойствами! Юмор сочетался с ужасом, грустью, преступлением, эпической трагедией. Некоторые из его пьес, самых любимых, касались и подобных тем – но так, что над ними можно было посмеяться. Такова была особенность его дарования.
И все же он так и не сумел вообразить, что смешного можно увидеть в этом десятке обнаженных тел, мужских и женских, до крови исхлестанных бичами. Фелькские солдаты установили длинную горизонтальную перекладину, наказуемых приковали к ней наручниками, высоко вздернув их руки над головами – так, что двум солдатам было удобно бить по спинам, двигаясь с противоположных концов навстречу друг другу. Они не получали садистское удовольствие – просто работали. Брик подсчитал, что каждому преступнику они наносят равное число ударов. Число было немалое, но всем доставалось поровну.
Он довольно легко смешался с толпой. Ему больше не требовалось ни делать специальных усилий, чтобы привлекать внимание публики, ни машинально производить дешевые эффекты. Все, что было в нем показного, наружного, поблекло и усохло.
Итак, почти невидимый, он проскользнул между людьми, хмуро взиравшими на экзекуцию. Звуки ударов все еще слышались, когда он уходил с площади. Каллаханцы, попавшие под бичи, совершили различные нарушения установленных фелькскими оккупантами правил. Перед началом наказания офицер громко зачитал все их провинности. Большинство этих людей попались на использовании металлических денег. Несомненно, представления наподобие этого заставят задуматься других возможных нарушителей.
В последнее время фелькские власти усилили меры надзора. Патрули теперь ходили по городу не просто для виду. Брик не мог решить, вызваны ли эти изменения какими-то действиями каллаханцев. Фелькское начальство вряд ли обеспокоилось бы из-за пустяков. Но, как и с самого начала, он не мог точно определить, какое воздействие оказывают его усилия по подрыву спокойствия в городе.
Он прошел мимо двери одного из магазинов, где выжег свой знак во время Лакфодалмендола. Той двери больше не было, ее заменили досками. Брик обнаружил, что почти всюду, где он оставлял знаки, их либо соскоблили, либо удалили вместе с основой. Очевидно, оккупанты сделали надлежащие выводы.
Брик слишком напрягся в тот день и расплатился за это. Он отнюдь не был настоящим магом. Попытки применить магию довели его до изнеможения, и он два дня провалялся в постели, сжигаемый лихорадкой, не в силах даже поесть. Однако едва оправившись, он стал ходить по городу, разнося известие о Рассеченном Круге. Здесь, в Каллахе, это знак повстанцев, которые готовятся сбросить иго Фелька, разве вы не слыхали? Как и прежде, он использовал свое положение странствующего музыканта, чтобы передавать эти новости.
На рынке возле Регистратуры торговля шла своим чередом. Брик зашел туда ненадолго и вскоре ушел, обменяв две синеньких «золотых» бумажки на вычурный металлический подсвечник. Он был тяжелый; Брик присмотрелся поближе, чего обычно не делал, и заметил, что вещица красивая. Он-то купил его лишь затем, чтобы пустить в оборот еще немного замечательных творений Слайдиса. Продавец, несомненно, был доволен тем, что Брик без лишнего препирательства согласился заплатить, почти не сбавив начальную цену. Ни слова не было сказано насчет того, что в монетах цена будет меньше. Наверно, публичные порки уже начали оказывать воздействие.
Подсвечник был тонкого литья, он изображал стебель растения с чашечкой из отогнутых лепестков.
Все подобные покупки Брик выбрасывал – множество дорогих вещей он отправлял таким манером в мусорные баки. Когда-то он собирал вещи, это доставляло ему удовольствие – произведения искусства, красивые безделушки. Бесполезные, легкомысленные вещички. Но то было в совсем другой жизни.
И все же он решил оставить этот подсвечник, принести к себе в комнату. Он украсит его скромное жилище… хотя об удобствах Брик давно уже не заботился.
Он шагал по улицам. Недавно прошел дождь, и теперь прохожие месили ногами жидкую грязь. Дожди шли все чаще и становились холоднее. В этом северном городе осень наступала раньше, чем в У’дельфе.
Его удивило, что он испытал сочувствие к тем каллаханцам, которых пороли. Он не думал, что еще способен на какие-то чувства. После того, как первоначальное потрясение от гибели У’дельфа сгладилось, он превратил горе и ненависть в угрюмую, сосредоточенную жажду мщения, а все прочие чувства угасли. Даже намеренно заставляя себя думать об Аайсью и детях, он не испытывал больше приступов скорби.
Какое же ему дело до этих каллаханцев? Они – чужестранцы, завоеванный народ. Они были просто орудиями мести, которую он старательно готовил. Они служили претворению в жизнь его выдумки о Рассеченном Круге, потому что поверили в нее. Они были, в некотором смысле, его зрителями. Ведь в конечном счете именно зрители, которые толпами сходились, чтобы увидеть «Ворчуна» или «Может, я ослышался?», придали жизнь этим его фарсам. Без актеров, игравших написанные им роли, и без зрителей, готовых воспринять персонажей в качестве живых людей, пьесы Брика остались бы просто причудливыми фантазиями, нацарапанными на бумаге.
Однако эта новая постановка была по сути противоположна его прошлому творчеству. Когда жители Каллаха увидели знак Рассеченного Круга, для них это стало исполнением заветного желания. В тавернах, где он потихоньку излагал эту историю, люди мгновенно загорались. Он не забывал подчеркивать, что лишь пересказывает слухи, но его талант рассказчика срабатывал безотказно. Многозначительный шепот, подкрепленный явлением по всему городу странных знаков, создал союз Рассеченного Круга из ничего, из воздуха.
Брик надеялся, что они теперь сами разносят эту весть. Может, добавляют и своих измышлений о подготовке восстания, строят планы, собирают оружие. Возможно, мужчины и женщины уже готовятся свергнуть власть Фелька?
Это была чудесная фантазия. Как жаль, что у каллаханцев в действительности нет ничего, кроме этих выдумок. Но если хоть кто-то из них поднимет руку против Фелька – это уже будет замечательным достижением.
Брику, конечно, хотелось большего. Он хотел, чтобы эти люди восстали по-настоящему. Чтобы уничтожили пришельцев из Фелька. Чтобы убивали их на улицах как бешеных собак. Но до тех пор, пока он не увидит этого воочию, он не будет знать, вдохновил ли кого-либо его Рассеченный Круг.
Брик шел кружным путем к дому, где снимал комнату. Он старательно избегал создания каких-то привычных путей: не проходил по одной и той же улице два дня подряд и обедал каждый раз в другом месте. Делал все, что мог, чтобы оставаться безвестным.
И все же когда он заворачивал за угол, хлюпая по грязи, пожилой, но еще крепкий и сильный кузнец, стоявший у входа в свою мастерскую, поднял руку и приветливо поздоровался. Брик ответил, не задерживаясь, и быстро пошел дальше. Человек не окликнул его по имени; это хорошо. Он, должно быть, достаточно часто видел Брика, живущего по соседству, чтобы начать узнавать его – а может, бывал в одной из таверн, где Брик играл. Сейчас бард всегда следил за тем, чтобы никогда не выступать дважды в одном и том же месте.