Юлик наконец понял: трупом они называют человека. А Горький здесь притом, потому что сказал: человек – это звучит гордо. Значит, и труп – тоже звучит гордо.
И он высказал эту мысль.
– Как верно сказал-то! Как верно! – подскочил откуда-то взявшийся Шептун, которого Юлий перенес. – Сразу видно, новенький – наш человек! Враг такого не скажет! – и Слава полез целовать Юлия.
Спросонья у Юлия не было воли его сбросить, но он все-таки рыкнул слегка:
– Да не ваш я! Не ваш!
…Собрали завтрак. Уселись трое: Шептун, Нарцисс в гробу и воющий. Четвертым стал Юлик. Он и припас водку. Остальные к этому времени ушли.
– Скудно живете, ребяты, – сурово сказал Юлик после первой.
– Да откуда богатство-то здесь, – проскулил Шептун.
– Да и ну его, богатство! Зачем оно?! – добавил Роман. – Мне лишь бы умереть почти.
– Народ у нас в подвале, конечно, мечтает о безскудности, даже вырваться некоторые хотят, но далеко не все, другие считают себя людьми конца, – объяснил Коля воющий.
– На конец света надеются! – зарычал Юлий. – Вот таких пороть надо!
– Что-то вы такой лихой, все пороть да давить, небось из олигархов уволили? – спросил Коля.
Юлий одумался.
– Да я от нервов так. Нервы стали никудышные.
– Если от нервов, то это ничего, – согласно кивнул Шептун. – У нас тут подлечишься. Обстановка здесь более здоровая, чем наверху.
– Тем более, Дама помогала, – вставил Нарцисс в гробу, – даже пиры здесь закатывала.
Юлий отнес «Даму» и «пиры» к бреду, к глюку обитателей и не счел нужным переспросить.
После третьего малюсенького стаканчика Посеев решил, что пришло время узнать о главном:
– А старички-то, пенсионеры глубокие, у вас бывают?
Сначала все замерли, удивившись, но потом ничего.
– А как же, бывают, куда они денутся!
– А вы что же, – спросил вдруг воющий, – к старичкам какую-то страсть, что-ли, имеете?
Но Колю толкнули в бок.
– А что? – приосанился он. – Вы, новенький, не обижайтесь: бывает сейчас такое время голубенькое.
Юлий сгоряча хотел дать в морду, но стерпел из-за дела. Но тут вылез Нарцисс в гробу:
– Вот у нас тут, примерно, Никита бывал. Видно, что человек в возрасте. Но его никто не понимал.
Юлий возликовал от такой легкой удачи и забыл о несправедливой обиде. «Сам Никита мне в лапы лезет», – подумал он.
– Бывал? А где же он теперь?
– Хи-хи-хи! – прямо-таки запищал от радости Коля. – Я же говорил: вас тянет на старичков. Я хоть и вою, но наблюдательный!
«Этот паразит всю линию сбивает», – проскрипел в уме Юлий.
– Это потому что старички – перед смертию. Потому их жалеть надо, – вставил Нарцисс в гробу.
У Юлия закружилась голова.
– Где Никита?! – заорал он, точно сорвавшись с цепи, чувствуя, что с этими субъектами он может потерять свой здоровый человеческий разум.
А разум Юлий любил идеологически, потому что Крушуев часто ему твердил, что организация ведет борьбу во славу человеческого разума.
Все прямо окаменели.
– Он и вправду старикашкофил, – пробормотал Шептун. – Ух, тараканище…
Но Нарцисс в гробу открылся:
– Никита уже давно не приходит. Скрылся пока.
– Как не приходит? – у Юлия даже голос дрогнул.
Нарцисс в гробу на это подмигнул Шептуну.
– Да просто не приходит, – ответил Роман. – Мало ли какие у него дела… Он вас не ждал с объятьями, – тихонько съязвил Нарцисс.
– Но может, он придет скоро, сам по себе, – заявил Коля. – У него расписания ведь нет!
– А откуда же он приходит? – спросил Юлий.
– Ну это ж никто не знает, – развел руками Шептун. – Но похоже, что с того свету.
– Старичок, да еще с того свету! Кому такие нужны?! – вскрикнул Коля воющий. – Не пугай гостя! Отобьешь ведь охоту!
Юлий опять скрипнул умом, но решил, что такая версия ему только на пользу: для маскировки.
– Вас-то как зовут, наконец? – спросил Шептун. – Когда вы меня переносили, я забыл спросить.
– Александром меня зовут, – сурово ответил Юлий.
– Ну Александр так Александр, – миролюбиво согласился Шептун. – Будем друзьями.
Юлий задумался: «Надо здесь пожить и подождать. Может быть, сам и появится в один прекрасный день».
Одним утром особенно разбушевалось солнце. Оно палило так, будто хотело сгореть. И Таня проснулась в своей комнатке. «Жить… жить… жить!» – было первой ее мыслью.
Быстро вскочила с постели и так, в ночной рубашке, побежала к большому зеркалу – в столовую. Но потом устыдилась: «Не жить, а быть, быть… Я была и во сне… где-то даже в глубинном сне», – мелькнуло в ее сознании. Но избежать своего отражения не удалось – и у нее всегда замирало сердце при этом, как от удара нездешним хлыстом. Отражение увиделось в зеркале, как внезапный восход солнца, как чудо…
«А я красива, – подумала она, глядя на себя: была она в зеркале во весь рост. – Но неужели это я? Совершенно очевидно, что это маска, но родная маска, в которой чуть-чуть присутствует то, что за ней, – и она усмехнулась в зеркало. – Черты лица женственны, но в тайне андрогинны… Ну ладно… Здравствуй, Таня, моя маска!» Начался день.
Она почувствовала, что сходит с ума от радости за свое существование, от любви к себе. Но это было хорошее сумасшествие, и она контролировала его.
Поэтому, когда, помывшись, накинув халат, она села в кресло, то немного опомнилась: эта любовь была не та, не любовь к высшему Я, и Его – к чистому Сознанию. Когда ей удавалось (не так уж часто) входить в это абсолютное состояние – там все было совершенно другое, чем здесь, на этом берегу. Там было очищенное от земного бреда Я, глубинное, недосягаемое для скорби, поток света и сознания в самом себе, совершенно другая Радость, и кроме того, ясное понимание того, что это – Вечность, что это состояние не подвержено смерти и времени. И поэтому оно такое бездонно-спокойное, нет страха и нет связи с этим смертным миром. Бессмертие – просто свойство этого состояния, как прозрачность – свойство воды. И это ясно чувствуется, когда это состояние присутствует. А если в него часто входить, закрепить, то ты останешься в нем «после смерти», которая в этом случае ничего не изменит в тебе. Смерть исчезнет, как сон, потому что ты будешь в вечном состоянии. Высшие индусы на протяжении тысячелетий отлично сохранили это сокровище, и они не ошибались даже в деталях, это очевидно из личного опыта, чего надо еще достигать, кроме Вечного Бытия?